А более ничего не сказал.
К полудню протрубила труба‚ Матюша-переметчик встал на виду‚ пронырлив и сметлив:
– Маршал Lu'Koper вызывает на рандеву!
Афанасий сказал:
– Барин‚ давай Матюшу сказним.
– Ну уж! – возмутился Оплечуев. – Послов не бить‚ не сечь‚ жизни не лишать.
И повелел спросить:
– Ваш Лукопер: христианского он рода или татарского?
Ответ пришел:
– Христианского.
Послал еще спросить:
– Ваш Лукопер: латинского закона или греческого?
Ответ пришел:
– Латинского‚ да не крепко.
Послал сказать:
– Едут ужо. Ждите.
Поехал Оплечуев на переговоры и Афанасия взял с собой‚ в пути наставляя:
– Шапкой не утираться‚ нос перстом не копать‚ потайные ветры не пускать от деревенского своего дурачества. Ясно тебе?
Афанасий ответил без охоты:
– Под барином живем.
Съехались в поле для беседы‚ поклон легкий отвесили:
– Lu'Koper – маршал.
– Оплечуев – кавалер-майор.
Представили своих:
– Матюша Кукуричек – мусье толмач.
– Верещага Афанасий – надворный советник.
Завтрак на траве. Белая салфетка. Лакей в перчатках. Пулярка на блюде. Бутыль бордосского Шато Латур. В карете дожидалась злодей-девица‚ готовая к незамедлительному изнурению и умножению достатков во вражьей деньге. Вкруг девицы стояли гренадеры с ружьями и веерами опахивали‚ дабы сохранялась в неизменной для Lu'Koperа прохладе.
Выпили вина. Пожевали пулярку. Палец потопырили в изяществе.
– По прошествии чрез здешние палестины‚ – говорит Lu'Koper в изложении Матюши‚ – многими наблюдениями пополнились. Имя вашему краю Аксинос – Негостеприимный‚ по дикости народонаселения‚ в нем обитающего. Живут в гнусной скудости‚ едят нечистое‚ необщительны‚ свирепы и жестоки. Жилье в разорении‚ поля в запустении‚ мосты – и те погнили. А уж лесов вокруг – непомерно‚ и мост настлать недолго.
– Этого у нас не отнять‚ – отвечает Оплечуев. – Умом тупы‚ изяществам не обучены‚ Цицерона не читали. И вам из нашего Аксиноса живыми никак не выехать.
Выпили вина. Пожевали пулярку.
– Не по закону воюете‚ – говорит Lu'Koper в Матюшином пересказе. – Выжигания производите. Засеки на дорогах. Из лесов наскакиваете без упреждения‚ вилами тычете‚ закон поля не соблюдаете.
– А каков он? – вопрошает Оплечуев‚ ус утирая салфеткой.
– А таков он: уступать сильнейшему.
Допили вино. Дожевали пулярку. Откупорили Шато Икем.
– Им ваша деревенька ни к чему‚ – по-свойски остерегает Матюша. – Прошли мимо – не заметили. Но ежели огородились‚ они должны вас пожечь‚ и вы от них первые мертвецы будете.
А Lu'Koper добавляет:
– Снимите ограждения‚ не то сникните напрасной смертию. – И щегольнул по-русски: – Ты малость тепошир‚ турак‚ апармот...
– Лукочка‚ – понеслось из кареты от злодей-девицы. – Луковая пёрочка! Пролеживаю без интереса...
– Бонжур! – ответствует Lu'Koper в пестроте чувств. – Амур-лямур! Как выстоять вашему плюгавству против нашего многоборства? Давайте ужо сдавайтесь‚ не то дама перезреет.
– А чего вас принесло? – интересуется Оплечуев. – Земли своей нету?
Говорит маршал Lu'Koper:
– Война – это восторг. Ликование. Сладость жизни и бездумство молодости. Наш Marcobrun незнатного происхождения, негромкого имени‚ а как фортуна занесла! Утром встал‚ кофию отпил: на кого подвинуться и увлечь народы? Повел полки на Мадрид‚ по пути передумал: не хочу на испанцев‚ пойду лучше на германцев. Повелел – и было исполнено.
– Все мы живем в вымыслах‚ – соглашается Оплечуев. – Но у вас – вымыслы гордыни. И ваша фанаберия нам не по духу
– Вся Европа им покорилась‚ – соблазняет Матюша‚ – что бы и вам? Тишком. Безволокитно. Будущего ради покоя и душевной выгоды.
А Lu'Koper искушает:
– Законы ваши содержат противоречия. Властители удушают без меры. Пейзане оставлены без помощи к прокормлению. А от нас получите образ благоустройства‚ отводящий от природной дикости. Из обывателей обратитесь в граждан‚ учинитесь навеки свободными‚ и названием станете Евксинос – Гостеприимный.
– Спросим у надворного советника‚ – ответствует Оплечуев. – Сколько голов‚ столько умов. Ты‚ Афанасий‚ к Европе подвижен или не твоего ума помысел?
Афанасий забурел лицом‚ додумывая‚ видно‚ свое‚ поскреб выбитый глаз:
– А Матюшу мы непременно сказним...
– Афанасий говорит: оплошка вышла. Дело отрыгнулось последствиями. Вот вам на выбор: один на один‚ стенка на стенку‚ свалка-сцеплялка. Есть у нас надёжа-боец: задаст вам феферу.
– Что это значит? – спрашивает маршал у Матюши.
– Охота ему дерзновение учинить‚ – отвечает Матюша. – Живым отпустить – честь потерять‚ а потому выходит вам смерть.
– Оревуар‚ – откланялся Оплечуев.
– Оревуар‚ – откланялся маршал.
– Будьте‚ – откланялся Матюша.
– Будем‚ – откланялся Афанасий и кулак выставил.
По пути в деревеньку полюбопытствовал кавалер-майор:
– Неужто желания нету: учиниться свободным?
Афанасий сказал просто:
– Шилом воды не нагреть.
Вернулся Оплечуев домой‚ свечу запалил в серебряном шандале‚ водицы долил в чернила‚ записал в раздумии: "Одно поведаем напоследок‚ о прочем же умолчим за недостачей времени. Стихия‚ блох окружающая‚ проказить способна без меры‚ а оттого рушатся прежние очевидности в море волнующегося жития‚ ясные и по себе бесспорные. Вода кипит не при ста градусах‚ а ежели пожелает этого. В минуте насчитываются четыре секунды‚ и те не наверняка. Свет тащится со скоростью пешего хода‚ а звук утекает в земли расселины‚ накапливая до случая невостребованные слова. Правосудие попрано. Правда исчезла. Природа извращена. Требуются иные очевидности‚ именуемые аксиомами‚ но блохам сие не под силу..."
Разложил листы по столу‚ гладил‚ глядел‚ прощался. Думалось прежде: не достанет бумаги с чернилами. Не достало жизни. Не нанять писца‚ не вывести уставным начертанием для вразумительного прочтения‚ заставицы не навести золотом‚ не переплести писаное в тетрадь‚ чтобы ладно склеилось‚ кожи на переплет не заказать‚ меди досчатой на застежки. Книги – что люди. Одни по стеночке‚ с остережением и стеснением‚ другие – посреди дороги‚ плечом раздвигая неподатливых. Сложил листы‚ выровнял по краям‚ упрятал в шкатулку под красной кожей‚ задвинул ее в комодик‚ где сберегалось заветное колечко‚ бирюза-камушек от желань сердца.
