— Так и думал, что найду вас здесь.
— А мы и есть здесь.
Я одернула на груди свитер Джейни.
— А разве ты не должен находиться на ужине?
— Должен.
Его зеленые глаза налились кровью, речь была не то чтобы совсем неразборчивой, но слова сливались друг с другом.
— Мне нравится твоя рубашка.
Эван протянул руку и провел пальцем по вырезу.
Сердце молотом застучало у меня в груди.
— Ты в порядке?
Он пристально рассматривал стол.
— Эван? — Я неуверенно протянула руку и накрыла его ладонь. — Что-нибудь случилось?
Его губы дрожали. Он сжал их.
— Эй! Вы! — крикнул улыбающийся во весь рот парень в смокинге и с литровой бутылью пива в руках.
Я улыбнулась в ответ, не отнимая руки от Эвана.
— Вы продолжайте, не хочу портить вам праздник. — Он встал.
— Нет, нет, все нормально. Мы уже закончили. Выступили. А ты что тут делаешь?
Эван снова рухнул на стул.
— Мишель и я должны были встретиться дома в шесть часов. Она не пришла домой, — тихо сказал он.
Я удержалась, чтобы не заорать во все горло: «Спасибо тебе, Господи!» Казалось, сердце растет в груди, становится все больше и больше, и легче, и легче, и уже вот-вот я взлечу со своего стула и поплыву в табачном дыму над этим шумным, набитым людьми помещением, над стульями, над вытертым ковром, над сценой, где по бокам висели два телевизионных экрана.
Я наклонилась к Эвану и прошептала ему на ухо, ну чисто картинка заботливой девушки, настоящего друга:
— С ней все в порядке? Где она может быть?
— Я знаю. — Он схватил один из стаканов и осушил его в два глотка. — Я знаю.
Голос его сломался на последнем слове, казалось, он и не заметил, что я нежно поглаживала его по спине между лопатками, издавая ласковые мурлыкающие звуки, стараясь перекричать караоке.
«Запомни это», — подумала я, ощущая сквозь рубашку тепло его кожи, дыша дымным воздухом бара, стараясь запомнить каждое зеркало, каждую неоновую лампу, запах жареных пышек и дешевого шампанского, сладкий аромат искусственного дыма, напущенного на сцену, когда миниатюрная азиатская девушка в голубом атласном платье пела: «Когда-то я влюблялась, а теперь я просто схожу с ума от любви».
— А… ну да… — Эван потряс головой.
Кончики пальцев у меня покалывало, а сердце часто билось. Он прошел через весь город, чтобы найти меня. Как Дэниел Дэй-Льюис в «Последнем из могикан».
Эван посмотрел на меня стеклянными, налитыми кровью глазами.
— Хорошенькая, — произнес он таким тоном, который до сих пор я слышала только в своих мечтах. Глаза его закрылись. — Ты сегодня такая хорошенькая.
Мы подняли головы, когда рядом откашлялась Джейни.
— Ну и что тут у нас такое? — осведомилась она, плюхаясь на свой стул и поправляя парик.
— Привет, Джейни, — произнес Эван.
Она уставилась на него.
— Господи! Ты хоть записал номер грузовика, который тебя сбил?
Я скорчила гримасу, надеясь физически передать ей информацию о появившихся фактах — что Мишель бросила его в канун Нового года и он, кажется, уже в курсе относительно присутствия Мистера-«Пантина». К несчастью, Джейни не обладала экстрасенсорными способностями.
— Что происходит? — поинтересовалась она, крутя в пальцах бахрому своего мини-платья.
Эван поднялся.
— Извините, — сонно пробормотал он и исчез в толпе.
Я смотрела, как он, пошатываясь, бредет прочь.
— Что случилось? — требовательно спросила Джейни.
Я рассказала ей все.
Подруга схватила меня за руки и пристально посмотрела мне в лицо.
— Кейт, выслушай меня!
Я знала все, что она собирается сказать — еще один вариант из серии «не гадить, где живешь!» — и я не хотела слышать этого.
— Его сердце разбито, — начала Джейни. — Эван одинок. Ему больно. Он уязвим. Судя по зрачкам, наглотался болеутоляющих. Не спи с ним.
— Я и не собиралась спать с ним!
Хотя, конечно же, именно это я и планировала. Это был мой шанс. В честном соревновании у меня не было шансов конкурировать с рыжеволосой манекенщицей ростом метр восемьдесят, к тому же проникнутой духом недостижимости. Но если Мишель разбила Эвану сердце и убежала с мальчиком-шампунем, и если он был пьян, мрачен и, вероятно, даже в наркотическом угаре, то у меня появлялся неплохой шанс.
Я встала.
— Сейчас вернусь.
— Кейт… — Карие глаза Джейни смотрели на меня умоляюще. — Я серьезно!
— В туалет! — объяснила я и пошла, все быстрее и быстрее, и мои высокие каблуки подворачивались на ковре.
Я завернула за угол и почувствовала, как кто-то ухватил меня за лифчик. Решительные пальцы сильно потянули меня назад, затем отпустили, и лифчик больно щелкнул меня по спине.
— Ой!
— Сожалею, что сделала тебе больно, — услышала я голос Джейни. — Но, Кейт, я сожгу деревню, чтобы спасти ее.
Я открыла рот от изумления.
— Ха! Под деревней ты подразумеваешь меня?
Джейни подергала свой парик.
— Подожди… дай мне хорошенько подумать. Да. Ты — деревня. А теперь послушай меня. Не спеши. Не бросайся на него. Потерпи.
— Мне очень нужно, — прошептала я и подумала, что терпение — это для девушек, которые выглядели, как Джейни, а такие шансы, как сегодня, для таких девушек, как я.
Эван, сгорбившись, сидел в углу слабо освещенного холла. Дверь с надписью: «Запасной выход» была подперта стулом, чтобы не закрывалась. Я взяла его за руку и протащила через эту дверь. Мы вышли в переулок, в ночь.
Мы вывалились на улицу и попали в толпу гуляк, празднующих Новый год, туристов в банданах с изображением статуи Свободы, женщин, семенящих в узких платьях и на высоких каблуках, компаний орущих парней с бутылками пива, вина и шампанского. Эван затащил меня на боковую улицу, где располагались магазины с импортными товарами, красные маркизы и бумажные фонарики, разукрашенные золотом, трепетали на ветру. Казалось, все собирались провести эту ночь на улице.
— Где твое пальто?
— Не взяла с собой, — ответила я, наклонившись близко к его щеке, чтобы он мог меня услышать.
Я должна была уже замерзнуть, но не чувствовала холода, хотя видела в воздухе пар от его дыхания, когда он говорил.
— У Джейни машина отца… мы не собирались гулять и не хотели таскать с собой пальто всю ночь…
Эван втянул меня в китайскую кондитерскую и там, в сиянии витрины из зеркального стекла, перед подносами, полными замысловатых красно-золотых сдобных булочек, снял свое пальто и накинул мне на плечи. Он притянул меня к себе, и так мы стояли — глаза в глаза, грудь к груди, бедро к бедру.