Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Голос на другом конце провода стал не громче моего:
– Ой, Дэви… Дэви, сможешь ли ты меня простить?
Как же мне сдержать слезы? Они жгли мне глаза, и я часто-часто заморгал.
– Мам, я знаю про изуродованное лицо и про сломанные кости. Знаю про год в клинике. По-моему, выбора у тебя не было. Все нормально.
Может, когда-нибудь и станет на самом деле нормально…
Судя по шороху, мама задела трубкой щеку – она покачала головой.
– Я послала тебе семьдесят писем, а ты не ответил… Наверное, ты очень сильно обиделся.
– Я не получал твоих писем. Сколько, говоришь, ты написала?
У меня засосало под ложечкой, как в ожидании избиения или перед стычкой с Марком.
– Черт подери твоего отца! Из клиники я отправила тебе лишь два длинных письма, зато первый год после выписки каждый месяц посылала по письму. Ответов не было, и я стала писать только четыре-пять раз в год. Последние несколько лет посылала только подарки ко дню рождения. Их ты получал?
– Нет.
– Вот мерзавец! И я оставила тебя с таким человеком…
Я заерзал на диване. Хотелось, чтобы мама перестала говорить об отце, перестала напоминать мне о нем. Хотелось убежать – меня сейчас вырвет! – хотелось повесить трубку или прыгнуть. Хотелось прыгнуть в Стиллуотер, или на Бруклинский мост, или на Лонг-Айленд, чтобы бродить по песку, пока Атлантика хлещет берег бурунами.
– Мам, все в порядке, – сказал я, но не убедил ни ее, ни себя.
После небольшой паузы мама спросила дрожащим голосом, тщательно подбирая слова:
– Дэви… он обижал тебя?
Не говори ей! Зачем делать больнее? С другой стороны, мне хотелось сделать маме больнее, хотелось пристыдить ее, хотелось, чтобы она прочувствовала страдания, выпавшие на долю двенадцатилетнего мальчика.
– Иногда, – сухо ответил я. – Он бил меня ковбойским ремнем с тяжелой пряжкой. Потом я несколько дней не мог ходить в школу.
Мама не выдержала и разрыдалась, а я чуть не сгорел от стыда.
– Прости! Прости! Пожалуйста, прости меня! – повторяла мама между всхлипами, опять и опять, пока слова не слились со всхлипами, не превратились в бесконечную горестную литанию.
– Т-ш-ш, мама, все хорошо. Все будет хорошо. – Неизвестно почему, но плакать мне расхотелось. Накатила меланхолия, сильная, чуть ли не сладостная. Вспомнилось, как Милли утешала меня, когда я плакал. – Т-ш-ш, я прощаю тебя. Ты ни в чем не виновата. Ты ни в чем не виновата. Т-ш-ш!
Наконец всхлипы стихли, и я услышал, как мама сморкается.
– Меня гложет чувство вины за то, что я тебя оставила. А я-то думала, что мы с моим психотерапевтом давно с этим разобрались. Терпеть не могу то, как течет нос, когда я плачу.
– Наверное, это наследственное.
– Ты тоже? Ты часто плачешь?
– Даже не знаю, мама. В последнее время бывает. Только получается не очень. Наверное, не хватает практики.
– Это шутка?
– Вроде того.
– Чем ты занимаешься, Дэви? На что живешь?
«Банки граблю…»
– Работаю в банковской сфере. Дела идут неплохо, я много путешествую, – соврал я, мучась чувством вины и презрения к себе. – А ты чем занимаешься?
– Я турагент, потому тоже много путешествую. Такая работа сильно отличается от жизни домохозяйки.
– Путешествия хорошо помогают уйти от реальности, да? – спросил я как беглец – беглянку.
«Ты тоже умеешь телепортироваться?» – хотел спросить я на самом деле. Но если мама не умеет, то подумает, что я свихнулся.
– Да. Порой человеку нужно именно уйти от реальности. Дэви, я скучала по тебе.
Ну вот и слезы подкатили, а я-то думал, они высохли навсегда.
– Мама, я тоже по тебе скучал.
Я отодвинул трубку от себя, но всхлипы мама услышала. Впрочем, я быстро их подавил.
– Прости меня, сынок, прости! – Судя по голосу, мама сильно расстроилась.
– Ничего страшного. Просто иногда накатывает. И ты права: я терпеть не могу, как течет нос, когда я плачу.
Мама нервно засмеялась:
– Дэви, ты по-прежнему пытаешься меня развеселить. Мой личный придворный шут. Ты необыкновенный!
«Ты даже не представляешь насколько…»
Мне хотелось попросить ее кое о чем, но я не решался, боясь нарваться на отказ. Но вот мама попросила об этом сама, и необходимость отпала.
– Дэви, мы можем увидеться?
– Я сам хотел об этом попросить. Я могу прилететь к тебе на этой неделе.
– Ты работаешь?
– Нет.
– Тогда ты прилетишь в следующий раз. Я через неделю отправляюсь в тур в Европу. Вылетаем мы из Нью-Йорка, я могу взять выходной и задержаться на денек.
Я засмеялся.
– Что смешного?
– Ничего. Ну… кто-то из друзей сказал, что, если ты снова появишься в моей жизни, старых отношений не вернуть, придется строить новые.
– У тебя очень мудрый друг.
– Не друг, подруга. Едва ты заикнулась о приезде, я забеспокоился о том, что нужно прибраться в комнате.
– Значит, над чем-то годы не властны, – засмеялась мама.
Мы болтали еще около часа. Я услышал про мужчину, с которым встречается мама, про курсы в колледже, на которые она ходит, про красоты северной части калифорнийского побережья. В ответ я рассказал о Милли, о своей квартире, снова о Милли, о Нью-Йорке, снова о Милли.
– Похоже, она девушка чудесная, – подвела итог мама. – Я позвоню тебе, когда будут новости о прилете. Я точно тебя не потесню? Просто я наслышана про нью-йоркские квартиры и вполне могу позволить себе отель.
– Ты слышала про манхэттенские квартиры. У меня места полно, – парировал я, решив купить новую кровать. – Если меня не будет дома, оставь сообщение на автоответчике.
– Хорошо, Дэви. Я так рада, что мы с тобой поговорили.
– И я рад. Спокойной ночи, мама! Я тебя люблю.
Мама снова заплакала, и я повесил трубку.
9
В среду ко мне пришли прикрепленные к дому уборщицы. Я так давно не открывал входную дверь, что ее заклинило. Женщинам пришлось навалиться на нее, чтобы открыть. Когда дверь распахнулась, на лицах у них было странное выражение.
– Господи! – воскликнул я. – Что это за запах?
Одна из уборщиц вместо ответа показала себе через плечо. Посмотрев туда, я увидел, что за дверью у меня кто-то соорудил лежанку из газет и старых диванных подушек. Рядом стояла жестянка из-под кофе, над которой роились мухи. Судя по запаху, ее использовали как ночной горшок.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
