Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Туча, проглотившая солнце, давно уползла за темную морскую кромку.
Солнышко всю ночь будет греть холодную тучину утробу, и она, обогретая, довольная, ранним утром откроет огромную свою темно-синюю пасть, и оттуда опять выпорхнет веселое солнышко, озирая просыпающийся мир.
Но это будет утром. А пока в темном звездном небе светил ярко-серебристый месяц. На нижнем остром конце его серпика висела на тоненькой серебряной ниточке молоденькая звездочка, еще совсем ребенок. Она качалась на звездной качельке и говорила мне:
– Ну вы там спите, люди, спите, а я пока пошалю. А вокруг раскинулось огромное бесконечное море.
И из самого дальнего далека, от самого черного морского горизонта бежала ко мне, вся разбрызганная на маленькие блестки, лунная дорожка. Так и хотелось ступить на нее босыми ногами и всласть набегаться, позвенеть этим серебром.
Утром в порту Хельсинки мы выехали из чрева парома.
На пирсе увидел я Мишина в группе людей, подошел, чтобы попрощаться.
– Это Павел, наш пассажир и мой попутчик, – представил он меня. – А это, прошу познакомиться, – и он указал на статную моложавую женщину, – моя жена, моя Марьюшка, Мария Ивановна.
Еще рядом с Мишиным стояла молоденькая, эффектная, похожая на него женщина. Она держала на руках мальчишку лет двух от роду.
Василий Николаевич обнял ее за плечи и представил:
– Это моя дочь, Алена Васильевна, она же – Аленький цветочек.
– А это наш внучек, Вася-Василечек, – вмешалась в разговор Мария Ивановна и пощекотала Васину пятку. Тот улыбнулся и погрозил бабушке пальчиком.
И от радости встречи у всех стоял веселый блеск в глазах.
Потом мы с женой Мариной поехали в Питер.
Я вкратце рассказал ей эту историю.
Марина задумалась, а потом сказала:
– Ты заметил, какие у них радостные лица. Это счастливая вечная семья!
А я ехал и думал: «Какие испытания может вынести человек на пути к нормальной жизни!» И почему-то больше всего было радостно за внука Васю. Он родился в хорошей семье.
Беспалый
Ох и медведя развелось в этом году, ох и развелось! И откуда их столько взялось в один-то год? Сбежались с других мест, что ли? Как клопы, например. Их в одном доме дустом посыплешь, они в другой кидаются и кусаются, изголодавшиеся по свежей кровушке, с еще большим остервенением.
А может, просто год такой урожайный на медведя выдался? Бывают же года урожайные на морковку, на клубнику. Почему же не может быть на медведя? Трех коров задрали, шутка сказать! Вроде и меры предпринимали всякие: перестали выгонять буренок на дальние летние пастбища, на старые пожни, стали держать их в прилесках да кулигах, навязали им на шеи колоколец, чтобы отпугивали медвежью братию. Теперь не стадо – колокольный оркестр, сопровождаемый мычаньем. Пастушьего матюга уже не слышно – все перебивает разноголосье бубенцов.
И что бы вы думали?! Не помогло. Только оплошает какая-нибудь рогатая Ласточка или Певунья, сунется в клеверный травостой, впадающий углом в лес, и пожалуйста – из-за куста на нее вываливается громадный и могучий хозяин леса. Только бубенчик последний раз звякнет – и все, нет коровенки!
А уж в лесу самом, и говорить нечего, – сплошные страхи. Особенно под осень, когда пошла, повалила ягода, грибы да прочая благодать. Народ хлынул в чащу за таежными дарами с кузовами, с пестерями. И нате вам! То тут, то там – следы медведя, помет, а то и сама морда лохматая из-за дерева высунется. Тогда крику, визгу – не приведи господи! Баба в одну сторону, мишка в другую – неизвестно кто кого больше испугался. Давно известно: когда воскликнет русская женщина, в панике ретируется любое цивилизованное существо. Чего уж говорить о неподготовленном и темном лесном обитателе. А уж рассказов потом, рассказов, да приврут еще…
Бабка Калинична кудахтала в деревенском магазине:
– Ой, женочки, вот беда-та, ведь чуть меня ушкуйот не заломал, анчехрист.
Была бабка худа до крайности, низкоросла и костиста, и народ поэтому сомневался:
– Нужна ты ему очень, Аграфена Калинична, он бы кого помасластей избрал для продовольствия.
Но Калинична шуток не воспринимала (видимо, и впрямь перенесла серьезную стычку с лесным хищником), рассказывала:
– За малиной вчерась пошла, женочки, в Бревенник. В куст-от залезла, копошусь в ем, а малин-та ядреняшша, хорошашша, стрась! Увлеклась я, ягоды кладу да кладу в туесок. Потомагды слышу, о! Кто-то в кусту-то, с другой-от стороны, шамкает. А я вниманья-то не обрашшаю, думаю, Васька Беляев, хто ешшо, – он намедни собирался в Бревенник-от, кладу да кладу, ем да ем.
Тут Калинична заговорила вкрадчиво, глаза зазыркали по сторонам. Народ в очереди замер, приготовился к кровавой развязке.
– А Васька-то все ко мне да ко мне, ближе да ближе… Думаю, чичас физию высунет, дак и поздоровкаюсь с ним.
И бабка замолчала, поправила платочек. Народ взвыл, народ желал кульминации. Все понимали уже, что «физия» будет не Васьки Беляева. И Калинична все сделала как надо. Она переложила матерчатую авоську на локоток, выставила вперед, как страшные когти, сухонькие свои пальчики и продолжила с леденящей душу интонацией, причем жуть в этой интонации нарастала с каждым словом.
– Ну он и высунул мордию-то свою, змей! Высунул – и смотрит на меня, глазами хлопает. Рыло – во! – Калинична расставила руки во всю ширину. – Приблазнилось сперва-та – леший-батюшка, а перекреститься не могу – руки отнялись. Нет, женочки, гляжу, у того-то, у лешака-та, физия человеческа должна быть, так кто видел, дак бают, а тут-то – эко шерсти-то, ведмедь, гляжу. Я ка-ак завижжу, женочки, – и Калинична в этом месте действительно звонко взвизгнула, отчего все еще больше напугались, и кто-то нервно хохотнул. – А он, радемойот, как взнялся на задни лапы-то, думала – вот смертушка-та мне и встренулась.
Бабка замолчала, мелко перекрестилась, встревоженный за нее народ стал интересоваться:
– Не тяпнул он тебя, Калинична?
Хотя народ, конечно, понимал, что если бы это произошло, то беседа эта вряд ли бы состоялась, и на бабке были бы надеты не сандалеты, как сейчас, а, скорее всего, тапочки белого цвета.
– Не-е, гляжу, а уж и нету его, паразитика, только в лесу стрешшало.
Феофан Павловский в этом году работал на сальнице. Что такое сальница? Это внушительных размеров сарай, в котором принималась и обрабатывалась добытая рыбаками на тонях нерпа, морской заяц-лахтак, а когда и белуха – беломорский дельфин.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
