Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
– Уходим!
Дощатая дверь захлопнулась.
...они остались втроем: Торвен, рыжий и Дон Кихот.
Рыжий задвинул противно взвизгнувший засов. Зануда не обольщался – вряд ли вольтовы дуги выведут из строя всю армию Филона. Батарей надолго не хватит. Задержат – и на том спасибо.
Дон Кихот снял с крюка фонарь.
– Идемте, гере Торвен. Мешкать не стоит.
– Я вам помогу!
Отказываться Торвен не стал, оперся о плечо рыжего. Дон Кихот шагал впереди, освещая путь. Идти приходилось согнувшись, чтобы не треснуться головой о потолочную кладку. Рыжий оказался услужливым, но очень уж нескладным – костыль из ловца угрей вышел не ахти. При каждом шаге Торвен впечатывал в пол приклад ружья.
Ничего, швейцарцы все делают на совесть – не развалится.
Сколько осталось патронов? Три? Четыре? Не важно. Сейчас главный патрон – Банка. Спасибо умнице-грозе и изобретению Бенджамина Франклина. Хватит на всех, с лихвой! – успеть бы...
Фонарь качался, свет плясал по тоннелю. Казалось – их мотает из стороны в сторону, как корабль в шторм. Сейчас флагман-фрегат пойдет ко дну, вода рухнет черной, давящей стеной, ворвется в легкие... Ударит, торжествуя, мертвый колокол. И Торбен Йене Торвен – бывший лейтенант, бывший помощник академика, бывший человек – встанет, спеша присоединиться к утопленникам, штурмующим Эльсинор.
На миг тоннель превратился в змеиное жало, раздвоившись. Издалека, сквозь толщу земли и камня, долетел глухой удар колокола. Торвен отчаянно замотал головой. Неужто – галлюцинации? Чудится плеск воды, вкрадчивый шепот за спиной. С потолка падают капли...
Нет тут никаких капель!
Здесь сухо. Работа с электричеством не терпит сырости. Каменная крошка скрипит под ногами. Пыльная кладка, паутина под потолком. Туннель перестал двоиться. И плеск воды утих. Хромой Бумажный Червь полз во чреве гиганта. Вот и желудок. Для червей он безопасен. Ползем дальше. А остальным – добро пожаловать!
Переварит, как миленьких.
Перед ними гостеприимно распахнулась крепкая дверь из дубовых досок. Так и оставить? Нет, слишком явный намек. Надо прикрыть, но не до конца. За дверью находилась круглая зала, шагов пятнадцать в поперечнике. В центре – толстая колонна, уходящая в потолок. На стенах горели масляные светильники. Панели из светлой липы – резьба, фигурные выступы.
Под ногами – толстый ковер; под ковром – слой асбеста...
Покрытие глушило звук шагов. Это позволило услышать: далеко, на том конце тоннеля, с треском вылетела дверь. Прорвались! Надо спешить. Осталось жалких семь шагов. Шесть. Пять.
Четыре...
Волной прибоя надвигался топот. Не знай Торвен, насколько узок проход – решил бы, что в подземелье ломятся боевые слоны Ганнибала. Скрежет когтей по камню, шуршанье, плеск... Нет, и впрямь – плеск!
...три. Два. Один.
Добрались!
Дверь – копия предыдущей – захлопнулась за спиной. Зануда устало прислонился к стене, перевел дух. Достал платок, вытер пот со лба.
– Благодарю за помощь, господа. Теперь уходите. Здесь я управлюсь сам.
– Вы уверены, гере?..
– Абсолютно. Бего-о-ом... марш!
Послушались. Унеслись.
– Рад видеть вас в добром здравии, дядюшка Торбен!
Непослушными пальцами Зануда расстегнул верхнюю пуговицу сюртука. Ему вдруг сделалось жарко. Напротив, на скамеечке, сидел Воплощенный Романтизм, положив руку на зловещего вида рычаг. Самое место для поэта! – подвалы замка, коридор уводит во тьму...
Ах, наш милый Андерсен!
– Что вы тут делаете?!
Длинный Нос обиделся.
– Я, между прочим, на боевом посту! Выполняю задание гере Эрстеда: дежурю у заветного рычага...
– Задание? Что вы мне врете!
– Я!.. Я – правду...
– Гере Эрстед все время был рядом со мной! Он никак не мог дать вам задание. И вообще – почему вы не в сушильном шкафу?
– Там места мало... хлам там, я не помещаюсь...
– А здесь, значит, помещаетесь? У рычага?!
– Это очень важный рычаг! Ну хорошо, пусть не гере Эрстед... Меня тут лаборанты оставили. Сказали: каждая рука на счету. Им воевать хочется! – а я, значит, дежурю. Вроде как часовой под домашним арестом...
– Благодарю за службу, юнкер Андерсен! Я принимаю у вас пост. Вы возвращаетесь в распоряжение...
Романтизм возмутился:
– Ну уж нет! Это дело поручили мне! Никуда я не уйду.
Обыкновенно бледный, поэт раскраснелся, как от жары. Торвену очень хотелось погнать Ханса Христиана взашей – но воспитание не позволяло. А уж пререкаться с нахальным пиитом...
– Смотрите! Они уже здесь!
Забыв о раздорах, оба прильнули к смотровому иллюминатору. Сквозь толстенное стекло зала смахивала на гигантский аквариум. Первой вбежала гиена – закружила, понеслась вдоль стен, ища выход. Впервые Торбен Йене Торвен увидел тварь при свете, да еще так близко. Жуткие когти на мощных, кривых лапах. С боков космами свисает шерсть – темно-рыжая с подпалинами. Спина горбом...
Что же это такое, в самом деле?!
Гиена безошибочно определила, что за ней наблюдают, – оскалилась в зловещей гримасе. Добравшись до запертой двери, стала с душераздирающим скрежетом драть ее когтями.
– Адская гончая! – восхитился гере Андерсен. – Какая прелесть!
Вслед за зверем в залу начали протискиваться мертвецы. «О Боже!» – Торвен задохнулся, едва удержавшись от крика. В числе первых шел сеньор-сержант Ольсен, ухмыляясь простреленным ртом. Аркебузу ветеран держал за ствол, как дубину. За ним тащились синюшные свеоны, тараща слепые бельма. Вокруг шей – «жабо» из водорослей, лица изъедены рачками и рыбами...
Накатил приступ тошноты. Рядом затравленно икнул Воплощенный Романтизм. Душно! Воздуха мне, воздуха! Лицо пылает, как в лихорадке, тело горит. Кажется, одежда сейчас задымится и вспыхнет...
За гостями тянулись цепочки мокрых следов. С утопленников текли ручейки грязной воды. «Как бы не замкнуло раньше времени! – забеспокоился Торвен. – Нет, спешить нельзя. Пусть соберутся все».
Мертвецы прибывали. Кое-кто размеренно колотил в запертую дверь. Дверь вздрагивала, но держалась. Доски в три пальца толщиной! – лишь бы петли не подвели...
– Вы видели?! Наш сторож!
– Видел...
В залу втянулся кипящий вихрь, похожий на кашу, сбежавшую из кастрюли. Каша бурлила, лилась через край – мелькнул лоскут кожи, утыканной иглами, ряд зубов-крючьев; вбок уползло, извиваясь, бородавчатое щупальце. Опасно завибрировала стена-многослойка. Тяжкий рокот сочился через дерево, камень и металл, давил на уши, сотрясая тело горячечным ознобом. Воздух комом застрял в глотке – ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
