Все-таки туберкулез…
Уже неважным становилось все, что было до этого. Мы оказались заложниками ситуации. Костя понимал, что нифига не шарит в новоиспечённом свалившимся на него объекте. Паника, что и как делать непонятно.
Страх. Ведь если мой диагноз подтвердили, значит заражен мог быть каждый, кто был со мной.
Кирилла мы проверили первым, он был самый близкий для меня друг, соответственно больше всех проводил со мной времени. Делать снимок он поехал без меня, но обещал сразу позвонить. Я не могла его осуждать, никого не могла, у всех дома была семья, а я была опасна для каждого, кто вступал со мной в контакт. Опасна сама для себя и для своей принцессы.
***
Час ожидания казался вечностью. И вот, наконец-то, Кирилл позвонил. Он был здоров. В этот момент мир замер для меня. В ушах только «здоров». У меня появился лучик надежды, что если уж он здоров, то остальных-то точно могло пронести. Мы ждали результатов обследования малявки. Можете себе представить, что должен чувствовать человек, который смотрит на своего ребенка и понимает, что есть вероятность того, что малышке тупо жизнь испортила. Я не могла дышать. В голове только и крутились слайды из жизни. Сколько времени с ней была в детстве, жизнь в ресторане, все мои крики и все мои отговорки… Боже я сама себя ненавижу, сдохнуть бы.
Что есть ценность для нас? В момент отчаяния мы можем дать любые клятвы, будем ли исполнять, когда все образуется? Я с уверенностью на 70 % могу сказать – нет. Я готова была отдать все, лишь бы малая была здорова. Что ждало меня завтра, да и вообще есть ли у меня это завтра…сейчас не знала. Я знала только то, что мой и без того измученный организм сожрала очень опасная дрянь… за что? За то, что я убила свое здоровье ради мечты, за то, что как обезумевшая брала долг за долгом, за то, что я верила человеку, который оказался в итоге хуже волка в овечьей шкуре. Мне не было себя жалко, нет. Я молила Бога, чтобы люди, которые весь этот период терпели мои проблемы и негатив, терпели мою слепую веру в будущее, молила, чтобы смогли простить, и чтобы малышка простила, ведь чтобы я не делала, она всегда была моим сердцем, и такого я явно для нее не хотела. Мой отец не дал мне достойного детства из-за алкогольной зависимости, а я отобрала детство у малой сознательно, будучи слепо уверена в правоте своих действий. Я не знала, что будет дальше, но мне нужно было принимать решение о госпитализации. Подумаю об этом завтра. А сейчас нужно поспать.
***
Наверное, я побывала во всех туб. диспансерах города. Каждый следующий круче предыдущего. В этих зданиях не то чтобы лечиться, о пребывании в этом помещении речи быть не могло. Как так? Одна из самых опасных болезней и такие условия госпитализации. Теперь в помещениях я должна была находиться только в маске и это угнетало. Точнее не это, а каждый, кто пялился на тебя. Ты – изгой, смирись с этим. Костя подбадривал как мог, но разве человек способен ощутить чужие переживания, чужую боль, иногда слова поддержки просто бесполезны, они не утешают и не лечат.
Я сидела в кабинете, вроде как очень крутого фтизиатра. Посмотрев на снимок, он реально удивился, почему я до сих пор не давлюсь кровью, ведь снимок показывал, что от моего легкого только порубленное пятно, то есть когда туберкулез тебя уже наелся и прорвался в организм, то есть когда каждое твое дыхание выпускает в воздух такую опасную палочку Коха. Я сидела и ждала его заключение с дальнейшими действиями. Я понимала, что работать я больше не смогу, но хотела всеми возможными способами уберечь ресторан от нависшего над моей головой скандала. Честно ли, возможно подумаете вы. Думаю да. Я проверила всех кого смогла и провела необходимые обработки помещений, но гробить репутацию своего так тяжело давшегося мне детища я не собиралась. Так вот, врач, подумав, изрек то, что убило меня наповал. В который раз я убедилась, что мы имеем реально то, что заслуживаем. Зная мою сферу деятельности, зная про эпидемию и про мою открытую форму, доктор предложил мне лечение без госпитализации, просто приезжать за таблеточками, без афиширования и в принципе истории болезни, не дорого, всего за двести гривен в день, на протяжении двух месяцев. При официально бесплатном лечении в нашей стране. Это было мега великодушно с его стороны. Я сидела и тупо смотрела на него пытаясь понять, какова же глубина его совести, всего за двенадцать тысяч он готов был подвергнуть опасности энное количество людей, возможно потенциальных своих пациентов. Я сказала что подумаю, и уехала оформиться в другую больницу. Заплатив «благотворительный взнос» за госпитализацию, я уже разговаривала с врачом о том, что приеду через пару дней, так как не решенным оставался вопрос с ребенком.
***
Мой последний вечер с принцессой. Два слова о сыне. Сына не будет. Учитывая, что я уже собрала документы, я могла довести процесс до конца, но это было бы не честно по отношению к нему и окружающим. Господи! Зачем же ты дал мне столько совести… семья, хотевшая усыновить, возобновит сбор документов. Я приеду попрощаться с ним, с таким уже родным, со своей мечтой, ведь теперь усыновление для меня практически невозможный вопрос. Туберкулез это то, что с тобой на следующие лет десять. Я прижму его крепко к себе. Пройдет время он и не вспомнит, что была такая как я. Возможно Господь привел нас в жизни друг друга, чтобы у него благодаря мне было время для обретения новой, настоящей семьи. А у меня? А у меня благодаря внеплановому медосмотру обнаружили болезнь, чтобы закрыли в клетку, и я перестала быть опасной для мира. Возможно, я преувеличиваю, правильнее сказать для своего мира. Мы помогли друг другу, и как бы ни было, теперь я точно уверена в правильности принятого решения об усыновлении, ведь иначе я бы узнала что больна слишком поздно.
Я наберу принцессе ванную с пеной, как она любит, и буду долго гладить ее длинные волосы. Завтра малышка уедет в диспансер «для контактных». Бог миловал меня и здесь, малышка здорова, но теперь на долгих два года у нее статус «контактная», это значит повышенная зона риска, так как она в любом случае заражена, но как повезет, будет ли она больна. Ей будут давать ту же химию что и мне. И она не будет знать, почему на нее косятся, так как я не позволю никому ей обо мне рассказать. Мое солнышко, мое самое любимое солнышко… простишь ли ты мне такое детство, забудешь ли как страшный сон. Я не знаю когда смогу увидеть тебя вновь, и не знаю, когда мне разрешат тебя обнять. Я так часто забирала у нас «наше» время ради своей мечты, своего эгоизма и самолюбия, а сейчас, не знала, как остановить то самое время, чтобы немного еще побыть с тобой. Держать твою маленькую ручку и слышать детский храп под боком. Ты любишь меня такую как есть, и даже не осознаешь, как сильно я тебя подвела, ты не поймешь, почему я плачу, но будешь улыбаться мне своей такой красивой улыбкой и твой звонкий смех в этот последний вечер, как бальзам для сердца, напомнит мне, ради чего я должна собраться и бороться. Вот увидишь, я все исправлю, я тебе обещаю.
Костя поможет отвезти малую в больницу под Киевом, дом станет тихим и пустым. Завтра ко мне приедут из санитарной службы обрабатывать квартиру. Будут вытряхивать подушки и одеяла так, как будто здесь нет меня, так, как убирают вещи в доме умершего, быстро, холодно и с полнейшим пренебрежением. Мне уже все равно. Наверное, я начинаю привыкать к своему статусу. Я соберу вещи и буду готова ехать в больничные стены, которые на неопределенный срок станут моим домом. Я захлопну дверь квартиры и вместе с ними захлопну дверь в свою прежнюю жизнь. Ее больше нет, и никогда не будет. Болезнь внесет коррективы и в ряды друзей. Мир не без добрых людей, кто-то да проболтался о болезни, и мой круг общения автоматически поредел. Естественный отбор, жизнь показала мне лица «своих» и «чужих». Я не осуждаю и больше не помню этих людей. Даже сейчас у меня был маленький шанс выбраться и мои родные не позволят мне его упустить. Кирилл, Даша, Паша (об этом человеке поговорим позже). Как три слона, удерживающие планету. Это не все, но остальные проявятся позже, и я в каждой из своих молитв еще долго буду повторять их имена. Не будет рядом Влада, он свой выбор уже давно сделал, ни в радости, ни в благополучии, ни уж тем более в беде и болезни. Наверное, он мое самое ядовитое разочарование за всю мою жизнь, ни до него, ни после, никогда и никто не пробьет мою душу настолько сильно, как это удалось ему. Но сейчас мне не хочется об этом думать.
