Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 156
— Как бы то ни было, и даже повторяя известный аргумент об одинаковом отношении «красные придут — грабят, белые придут — грабят», мы знаем, что «бедный крестьянин» поддержал красных. В чем главная причина этого?
— Мне кажется, крестьянами в известной степени руководило сознание вины и нежелание за нее расплачиваться. Если бы победили белые, за страшный погром помещиков пришлось бы ответить. А ведь тогда многие помнили, как строго наказали за покушения на помещичью собственность в тысяча девятьсот пятом — тысяча девятьсот седьмом годах. Да и во время Гражданской войны хозяева, придя с белыми, возвращали свое, сурово карая смутьянов. Русский крестьянин еще не знал, что такое насильственная коллективизация. Опять параллель с новейшей историей: если бы тем, кто клял партократию в восемьдесят восьмом, рассказали бы про Абрамовича, Перестройка свернулась бы в двадцать четыре часа. Но до Абрамовича, как до раскулачивания и «рассереднячивания», надо было еще дожить… И еще один момент. Безусловно, красные переиграли белых в пропагандистском смысле. Первые обещали все и сразу. Вторые только восстановление порядка и последующее всенародное обсуждение форм нового устройства. Они были честны. Но ведь человек слаб, он хочет всего и сразу. Не случайно в девяностые годы одним из самых популярных политиков был краснобай Явлинский с его «500 днями». Кстати, «необольшевиками» младореформаторов впервые назвал ваш покорный слуга. Это было в девяносто первом году на страницах «Московской правды».
— Говорят: революция была антироссийской, направленной против того, на чем стояла Россия, революционеры не были патриотами, а наоборот. Есть и другие мнения. А ваше?
— О том, что в революции активно участвовали люди, которые, мягко говоря, недолюбливали историческую Россию, теперь пишут много, но как-то лукаво. Участники нашей дискуссии эту тему искусно обтекают. О роли евреев говорят так витиевато-иносказательно, словно спецслужбами у нас до сих пор командует Генрих Ягода. Обидится — и посадит! Знаете, даже дворовая драка не обходится без столкновения племенных амбиций, а тут многонациональная страна в пору страшного кризиса! Если этническую составляющую революции изучать, исходя из принципов политкорректности, доведенной до идиотизма, мы не поймем ничего, а главное — не сделаем выводов на будущее! Кстати, принципиальное замалчивание национального фактора в советской исторической науке и привело к тому, что в девяносто первом мы наступили на те же грабли. Просто диву даешься, насколько национальное размежевание семнадцатого совпадает с национальными разломами девяносто первого! Вот, например, Карельский перешеек с примыкающими землями, которые Александр Первый подарил Финляндии в честь ее вхождения в Империю. Мол, чего там: одна страна — разберемся! В семнадцатом самостийные финны уже воспринимали эту территорию как свою собственную, исконную. А потом была зимняя война сорокового… Сталин вернул эту землю ценой большой крови да еще дал повод Западу для упреков на много десятилетий вперед. Может, проще было не дарить? Не напоминает ли вам эта давняя история нынешнюю коллизию с Крымом, которая далеко не закончена?..
— О том, что произошло со страной в девяностых (а началось раньше). Не является ли эта недавняя революция неизбежной реакцией на события Октября семнадцатого? Говорят: тогда сделали все неправильно, не туда завернули, а сейчас исправили и идем туда. Говорят: то, что случилось со страной сейчас, это возмездие за то прошлое (видимо, имеется в виду и революция, и весь советский период, вся советская цивилизация). Вообще — как соотносятся эти две революции?
— Все в истории взаимосвязано. Конечно, мобилизационная, уравнительная модель, сложившаяся совсем в иную эпоху и помогшая нашей стране преодолеть многие невзгоды двадцатого столетия, к концу прошлого века уже оказалась неэффективной. Ее надо было модернизировать. Я убежден, модернизацию можно было провести эволюционным путем. Этот путь сейчас именуют «китайским», хотя и там была «культурная революция». В начале семидесятых ортодоксальный марксизм доживал в СССР последние дни, подрастала элита с широкими взглядами и на экономику, и на культуру, но при этом с чувством государственной преемственности. Почему пошло наперекосяк? Почему власть в стране надолго взяла контр-элита, а зачастую и антиэлита? Загадка. И понадобился Путин, чтобы хоть чуть-чуть подсобрать страну! Видимо, тогда в середине восьмидесятых все сошлось: и слабые, прежде всего в интеллектуальном отношении, лидеры, и серьезный экономический спад из-за цен на нефть, как выяснилось, спад рукотворный, и заинтересованность Запада в ослаблении геополитического соперника, и наше советское мироощущение, основанное на романтизации революции и вере в линейный прогресс… «Завтра будет лучше, чем вчера?» Это почему же?
— Признается, что весь двадцатый век прошел под знаком Октябрьской революции. Она дала импульс и новому искусству. Под этим знаком сложились судьбы поколений. И Вашего поколения тоже. Ваше творчество родилось и расцвело в советские годы. Его можно было бы определить как критический реализм. Вы критиковали многое в той жизни, причем такие важные «структуры», как комсомол, армия. Вы хотели показать нежизнеспособность нового общественного строя, который дискредитировал себя, или речь шла об «отклонениях», о вещах не глобальных, которые можно исправить?
— Критики называют мою прозу «гротескным реализмом», пользуясь известным термином Бахтина, который считал, что «гротескный реализм» расцветает в эпоху острого столкновения старых и новых форм социальной и духовной жизни. Нынче модно среди деятелей культуры рассказывать о своей самоотверженной борьбе с коммунизмом. Особенно забавно это слышать от лауреатов и орденоносцев, увенчанных Советской властью. Так вот, я вас разочарую: диссидентом я никогда не был, а первые мои сочинения («Сто дней до приказа», 1980, «ЧП районного масштаба», 1981, «Работа над ошибками», 1985) продиктованы традиционной для отечественной литературы чувствительностью к социальным и нравственным уклонениям от здравого смысла. К сожалению, мы во многом повторили судьбу предреволюционных писателей, которые не жалели черных красок для самодержавной России и кликали бурю, а когда она все-таки разразилась, — ужаснулись. Но иначе мы не могли. Настоящий писатель — невольник своей нравственной боли. Кстати, последующее, после девяносто первого, поведение тех или иных литераторов, показало, кто боролся с неправдой, а кто воевал с «этой страной». Первые страшно переживали крах российской государственности, вторые буквально ликовали оттого, что «Красный Египет» стремительно катилась к геополитическому ничтожеству. Кстати, и теперь этот раскол заметен. Только первые теперь радуются усилению государства, вторые горюют… В России всегда встречались писатели, недолюбливавшие свое Отечество, но в таком количестве, как нынче, их никогда еще не было…
— Вопрос, связанный с предыдущим (хотя все они, конечно, связаны). Как вы относитесь к таким понятиям: советская цивилизация, советский народ, советский человек (кто только над ним не издевался — знаменитый «совок» и т. п.)? Действительно ли это был новый тип человека (Бухарин на заре Советской власти писал, что необходимо создавать «новый тип человека»), сформировавшийся за те десятилетия? А теперь его надо переделывать и создавать по-другому? Делается ли это сейчас? Хотя, если вспомнить ваше «Песней по жизни», то ответ можно угадать.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 156
