— Вот видишь? Ты можешь мне доверять, — проговорил Себастьян совсем рядом с ее ухом, и низкий рокот его голоса послал трепет волнения к самому ее сердцу. Он хихикнул, прекрасно осознавая этот эффект, но когда заговорил, его тон был предельно серьезен.
— Но остается вопрос, Захира, могу ли я доверять тебе?
Она потрясенно вздохнула.
— М-милорд?
— Не хочешь рассказать мне, что произошло в тот день в мечети?
Она попробовала отстраниться, но его хватка была железной.
— Происшедшее вчера было ужасной трагедией, милорд. Я предпочла бы об этом не думать.
— Тогда подумай об этом в последний раз, и я больше никогда не потревожу тебя вопросами.
Он явно не собирался отступать, пока не получит от нее удовлетворительного ответа.
— Что вы хотите узнать? Все произошло так быстро, что я не уверена, смогу ли многое вспомнить, — продолжала она, вцепившись пальцами в руку, которая сковала ее между телом Себастьяна и смертоносным краем крыши. Она была в западне, слишком близко к обрыву. И слишком боялась силы этого мужчины, который делал ее совершенно беспомощной. — Прошу! — задохнулась она. — Я не могу так думать. Отпустите меня, умоляю!
Он хмыкнул с сомнением и развернул ее, унося от края. Она больше не нависала над двором, но если она считала, что со стороны крыши окажется в безопасности, она жестоко ошибалась. Теперь Себастьян смотрел на нее, его мощное тело и огненный взгляд заставляли ее пятиться к стене дворца, давили и не оставляли возможности сбежать от его вопросов и его присутствия.
— В Англии, миледи, — сказал он ей очень спокойно, обнимая ладонями ее виски, — когда вассал ищет защиты у лорда, он предлагает в ответ клятву верности, клянется в том, что будет ценить доверие лорда превыше всего. Эта клятва священна — как обеты, что даются в браке, — и в обмен на это доверие лорд клянется заботиться о своих вассалах, охранять их собственной кровью и потом. Даже ценой собственной жизни.
Ей очень хотелось фыркнуть и возразить, но голос отказывался ей подчиняться. Он прозвучал, как мольба.
— Клятвы мусульман не менее строги, чем клятвы франков, милорд.
Он вскинул брови.
— Рад это слышать, потому что хочу услышать клятву от вас, миледи. Здесь и сейчас. Вы скажете мне всю правду. Что произошло вчера днем? Вы встретили кого-то в мечети — мужчину. Я хочу, чтобы вы мне его назвали.
Захира нервно заморгала, зная, что он может прочитать вину по ее лицу. Ее разум быстро восстановил детали прошедшего дня и начал искать потенциальные прорехи. Сколько людей могли видеть ее с Халимом? Мог ли кто-то подслушать их ссору или видеть столкновение, которое привело к смерти Абдула? Она не знала, что именно известно Себастьяну, но собиралась отрицать свою причастность.
— На пятничной молитве собралось много людей, милорд. Могу ли я помнить их всех?
— Достаточно одного, — ответил он, и его непреклонный взгляд был слишком пронзительным, а голос слишком вежливым, чтобы ему можно было верить. — В мечети могла быть тысяча людей, но лишь один из них хладнокровно убил Абдула. Мне нужно его имя, Захира.
Она дернулась и поняла, что не сможет сохранить невинный вид в такой близости от его жгущего взгляда.
— Себастьян, прошу. Вы задаете вопросы, на которые я не могу ответить…
— Не можешь, — уточнил он, — или не станешь?
Она видела, что уклончивость становится для нее опасной, и осознавала его ярость, от которой трепетали его ноздри, хмурились брови, намекая, что сомнения скоро разродятся грозой.
— Я… Я сказала бы, если бы могла, — запинаясь, промолвила она. — Я хотела бы рассказать вам все, что вы хотите узнать. И сожалею, что не могу помочь.
Себастьян казался еще более подозрительным. Он вглядывался в ее глаза, и его лицо было так близко, что его дыхание шевелило тонкие волосы над ее лбом.
— Итак, я могу заключить, что ты вообще не знаешь этого человека? Что он был тебе незнаком?
Она кивнула и опустила глаза.
— Именно это я и говорю, сэр.
Он хмыкнул.
— Удивит ли тебя, если я скажу, что, по собранным мною вчера описаниям, этот человек слишком походит на твоего брата? Это ты боишься мне сказать — то, что он замешан каким-то образом?
Захира обдумала ложь, которая привела ее в лагерь крестоносцев, фальшь, которая уравняет ее и Халима в глазах Себастьяна. И выдохнула сухой неуверенный смешок.
— Мой брат не убивал Абдула.
— Ты уверена?
— Да, — сказала она, и ложное отрицание горечью осело на языке.
— Когда я пришел за вами в мечеть, миледи, вы говорили, что Абдул пытался вас защитить. Защитить от кого — от этого незнакомца? Человека, которого вы не знаете и у которого нет причин сопровождать вас на молитву?
Она медлила с подтверждением своих слов, медлила, думая о паутине лжи, в которой она себя запутывает. Она не должна была сожалеть о своих действиях, не должна была испытывать симпатии к другу Себастьяна и печалиться о том, что он стал преградой ее миссии для Синана. Она не должна была чувствовать ничего, но чувствовала. Аллах, она была жалкой и винила себя в том, что произошло — и в том, что придется еще совершить ради верности клану.
— Что ты знаешь об ассасинах, Захира?
Она подняла взгляд, молясь, чтобы ее резкий вздох не выдал всего замешательства, вызванного странным вопросом.
— Об ассасинах, милорд?
— Фидаи Масиафа, — сказал он, слишком уж внимательно вглядываясь в ее лицо. — В последнее время ими провонялся весь город. Что заставляет меня задумываться, не был ли человек из мечети одним из агентов Синана. Возможно, твое лицо знакомо им с того утра, как ты побывала заложницей на базаре.
В тот день, когда Себастьян нашел ее и на руках принес во дворец.
Она слабо пожала плечами, заставив себя выдержать его внимательный взгляд, который словно распутывал нити лжи и обманов, которыми она была окутана.
— Возможно, вы правы, милорд. В мечети мог быть и ассасин. Я знаю лишь, что Абдула больше нет, и как бы я ни желала это изменить… как бы я ни хотела сказать вам, кто виноват, я… Я не могу.
Себастьян нахмурился, явно что-то задумав.
— Даете мне слово, миледи? Вы готовы поклясться мне, что здесь и сейчас вы сказали мне правду?
Она слабо кивнула ему в ответ.
Он схватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза.
— Тогда скажи это, Захира. Поклянись, что я могу тебе в этом верить.
Она смотрела на него и понимала, что не сможет дать этой клятвы. Что не может, к полному ее изумлению и стыду, смотреть ему в глаза и клясться в правдивости своей лжи о том, что убийство Абдула было случайностью. Проклиная себя за глупость и неспособность дать ложную клятву и выйти из ситуации, она вскинула подбородок и взмолилась про себя, чтобы удалось хотя бы скрыть ужас и смущение, которые нарастали внутри.
