А это проклятие… – У Бена затуманились глаза. – Разве возможно, что оно еще не потеряло свою силу? Неужели оно падет на меня? Может, поэтому мне снятся кошмары? Не поэтому ли я потерял сон? Не поэтому ли я ссорюсь с Энджи? И почему я считаю, что Давид распоряжается моей жизнью? Неужели возможно, чтобы проклятие Моисея продолжало действовать?»
– Доктор Мессер?
Он посмотрел на Джуди. Она еще говорила, а он ничего не слышал.
– Уже поздно, мне пора садиться за пишущую машинку.
«Почему мне в голову лезут такие странные вещи? Почему я думаю о том, что мне никогда не приходило в голову? Будто кто-то внедряет эти мысли в мое сознание?..»
– Да, пора печатать.
Они встали одновременно и начали разминать ноги. Бен взглянул на часы и поразился, заметив, как уже поздно. Куда подевалось это время?
Джуди печатала до поздней ночи, часто делая пятиминутные перерывы. Бен в это время сидел в своем темном кабинете. Стук клавиш мешал ему не так, как паузы. Один раз, когда ему даже показалось, будто она совсем прекратила печатать, он встал и выглянул из кабинета. Джуди сидела за пишущей машинкой, подперев подбородок руками, и смотрела куда-то вдаль. Спустя минуту она, словно опомнившись, снова приступила к работе.
Бен откинулся на спинку стула и сложил руки за голову. Он мысленно вернулся к эпизодам, описанным в пятом свитке, некоторое время провел вместе с Ревекой, представил уроки на портике храма и то, как Давид впервые написал отцу, и дивился тому, откуда Елеазару стало известно, что он таскал воду для вдовы. То были счастливые дни, когда он жил в Иерусалиме в доме раввина. Бен жалел о том, что не может вернуться в прошлое. То были приятные воспоминания…
– Доктор Мессер?
Он опустил руки и сел прямо.
– Да?
– Я все напечатала.
– Отлично. – Бен встал. – Знаете что? Я вдруг проголодался. Вы любите пиццу?
– Ну, да…
– Послушайте, я выскочу на улицу и куплю пиццу со всеми ингредиентами. Похоже, я не прикасался к пище с тех самых пор… как… даже вспомнить не могу, с каких пор. – Он подошел к платяному шкафу. – Я скоро вернусь, пиццерия почти рядом, на этой же улице. Пиццу там готовят очень быстро. Я обычно хожу туда, когда у меня много работы. И еще я куплю бутылку дешевого вина. Что скажете?
– Просто замечательно.
Когда он ушел, Джуди ходила по квартире и рассматривала предметы искусства, большая часть которых отражала культуру Ближнего Востока: тут были археологические артефакты, сувениры, купленные за время туристических поездок, и дорогие безделушки, какие водятся в состоятельных домах. Пока она стояла перед акварелью с пирамидами на фоне Нила, зазвонил телефон.
Джуди тут же взяла трубку:
– Алло?
На другом конце наступила короткая пауза, затем раздался щелчок – повесили трубку.
Когда Джуди отошла от стола, телефон зазвонил снова. На этот раз она ответила иначе:
– Квартира доктора Мессера, – но тот, кто звонил, снова повесил трубку.
Третьего звонка не последовало. Когда Бен наконец вернулся с вином и пиццей, Джуди сказала ему о звонках, но он лишь пожал плечами:
– Если это важно, позвонят еще раз.
Они разложили картонную бумагу на кофейном столике, принесли из кухни бокалы и салфетки и приступили к трапезе.
– У вас много весьма интересных предметов, – сказала Джуди, слизывая ниточки сыра с пальцев.
– Это трофеи, которые я привез из путешествий.
– Мне нравится та картина вон там.
– Пирамиды? Да, это одна из моих любимых картин. Она навевает воспоминания. – Бен тихо рассмеялся. – Знаете, погонщики верблюдов у пирамид проделывают с туристами следующий трюк. Один из аттракционов – поездка на верблюде вокруг пирамид. Стоит всего пять пиастров. Однако пока вы скачете верхом на этом несносном животном, погонщик начинает гнуть трогательную историю о том, как вы ему понравились и ему хотелось бы в качестве подарка разрешить вам совершить еще один круг. Никто не умеет так подмазываться, как араб, и вы, естественно, соглашаетесь. Погонщик едет рядом, пока верблюд, качаясь, уводит вас в пустыню, да так далеко, что вас никто не слышит, а люди у пирамид кажутся муравьями. Тут погонщик обращается к вам, пока вы сидите верхом на его капризном верблюде, и сообщает, что обратный путь обойдется вам в пять долларов.
– Вы шутите! С вами такое произошло?
– Разумеется. И мне пришлось заплатить ему, иначе его бестия могла бы затоптать меня. А возвращаться по песчаным дюнам далековато.
– Ему это сошло с рук?
– Не совсем. Как только мы вернулись, я разыскал полицейского и сообщил ему о том, что произошло. Он тут же исполнил свой долг и заставил погонщика вернуть мне деньги. В Египте повсюду можно найти полицейских, которые следят за тем, чтобы не обижали туристов. Иногда они оказываются весьма полезными.
– Я завидую вам. Самой далекой точкой к востоку для меня стал Бруклин, куда я ездила в прошлом году. Вы бывали там?
– Можно сказать, что бывал. Я там вырос.
– Вы шутите. А где же ваш бруклинский акцент?
– Я очень долго избавлялся от него.
– У вас произношение жителя Калифорнии.
– Спасибо.
– Почему вы уехали? Бруклин вам не понравился?
Бен поставил бокал на стол, вытер лицо и руки свежей салфеткой. Он уже наелся, а вино подействовало. Бен откинулся на спинку стула и посмотрел прямо перед собой.
– Трудно сказать. В некотором смысле Бруклин мне нравится, а в некотором – не нравится.
– Неприятные воспоминания?
– И такое есть. Только часть воспоминаний не доставляет удовольствия. – Бен вспомнил Соломона Лейбовица.
– Там умер ваш брат?
Бен медленно повернул голову и взглянул на Джуди. Мой брат умер в концентрационном лагере в Польше.
– Какой ужас, – едва слышно прошептала она.
Он был еще совсем маленьким и умер от голода. И отец мой тоже умер там.
– Где?
Он закрыл глаза и отвернулся.
– Это место называли Майданеком, оно находилось в Люблине, что тоже в Польше. Там погибло около двадцати пяти тысяч евреев. Двое из них – мой отец и брат.
– А как вам удалось избежать этого? – тихо спросила она.
– Я и сам не знаю. Мой отец откровенно выступал против нацистов и боролся с ними где только мог. Нас предупредили до того, как нацисты пришли в наш дом, и соседи помогли моему отцу увезти меня. Меня взяли в семью, которая сочувствовала нам, а отца с матерью увезли. Та семья не успела спрятать их.
– Что случилось с вашей матерью?
– Она выжила и покинула лагерь, когда пришли советские войска.
