— Шерил, я люблю тебя!
— Прекрасно! Сначала ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, а теперь еще и в любви объясняешься! — хрипло воскликнула она, ужаснувшись его словам. — Вот это в тебе меня и пугает… Будет ли конец? Неужели ты не можешь успокоиться, раз и навсегда поверив, что Сидди ты не потеряешь?
— Ну как мне до тебя докричаться? — взорвался он. — Пойми ты, не о Сидди речь! Я говорю, что люблю тебя, Шерил! Ты единственная женщина, которую я всегда любил! — Он вскочил с дивана, шагнул к камину и, положив руки на мраморную полку, уронил на них голову. — Эти шесть лет были сплошным кошмаром. Сам не пойму, как я умудрился прожить их… А теперь я встретил тебя. — Он резко повернулся, на его лице было невыразимое страдание. — Единственное, что было неизменным во всем этом безумии, так это то, что я никогда никого, кроме тебя, не любил.
— Безумие? — изумленно переспросила Шерил, судорожно пытаясь найти хоть какое-то подобие смысла в его абсурдных словах. — А твоя невеста? — уцепилась она за единственно ясную мысль, которую ей удалось выдернуть из хаоса сознания. — Ты ведь любил ее…
— Эстер? — Он вздохнул. — Да, я любил Эстер. Но не как мужчина любит женщину. Когда мы познакомились, она была в полном смысле девочкой, и я любил ее как сестру.
— Мужчины обычно не женятся на женщинах, которых любят как сестер, — без всяких интонаций заметила Шерил.
— Нет, обычно не женятся… — проворчал Сидни, взъерошив волосы. — Когда мы были детьми, наши матери между собой пошучивали, мол, вот вырастут наши детки и поженятся. — Сидни горестно покачал головой. — По совести говоря, я даже не заметил, в какой момент Эстер изменила ко мне отношение, перестав считать братом. Но когда до меня дошло… — Умолкнув, он тоскливо посмотрел на Шерил и, видя, что она молчит, продолжил: — Словом, я ни о чем не догадывался до тех пор, пока не вынужден был, оставив тебя, уехать на несколько дней в Крайстчерч. Тогда-то мне и стало известно, что здоровье бедняжки Эстер подорвано с детства… О, если бы я повнимательнее как врач пригляделся к ней, то давно бы заподозрил неладное, задолго до рокового дня, когда узнал, что жить ей осталось от силы месяц… Но, увы, ничего этого я не знал, и, когда отец сообщил мне грустную новость, был потрясен.
Слушая его горестный рассказ, Шерил будто окаменела — ни слова не могла вымолвить, ни рукой пошевелить. А ей так хотелось выразить свое сочувствие!
— Чудовищная несправедливость: все блаженство жизни было для меня заключено в одной тебе, а бедная маленькая Эстер, которая вскоре должна была расстаться с жизнью…
Едва ли осознавая свои действия, Шерил встала, молча подошла к Сидни, за руку отвела к дивану и усадила рядом с собой.
— С Эстер не обсуждали серьезности ее положения. Люди предпочитают утаивать от больных такие вещи. А она к тому же казалась слишком юной для своих двадцати четырех…
— Считаешь, что ей должны были сказать? — тихо спросила Шерил.
— Думаю, на самом деле она все знала, хотя тогда я не был в этом уверен, — пробормотал Сидни. — Подозреваю, что она просто не позволяла другим догадаться, что все понимает, такова уж была эта девушка. А со мной она и подавно не стала бы делиться. — Он зажмурился. — Через два дня после моего приезда в Крайстчерч родители Эстер пригласили нас с отцом на обед. Я впервые видел ее после того, как узнал скорбную новость. Все это было так страшно, казалось такой невероятной жестокостью, что я обнаружил полную неспособность вести себя естественно. Я сознавал, что был к ней гораздо внимательнее, чем обычно. После обеда мы вышли прогуляться в сад, и она спросила, встретил ли я уже хорошую женщину. Мы и раньше в шутку задавали друг другу подобные вопросы… — Он тяжело вздохнул. — Мог ли я рассказать ей о тебе? Да я себя чуть ли не виноватым перед ней чувствовал из-за нашего с тобой счастья! Вот так и вышло, что я брякнул, дескать, никого у меня нет, а она добавила: «Кроме меня». Я что-то пробормотал в ответ, до сих пор не помню что именно, но в результате, когда мы вернулись в дом, Эстер объявила своим родителям и моему отцу о нашей помолвке. Они были потрясены, естественно, но не настолько, насколько был потрясен я…
А чуть позже позвонил Чарлз, мой дядя, они с отцом Эстер старинные приятели. Чтобы тебе легче было понять ситуацию, я должен объяснить, что происходило до этого. Мы все, кроме Эстер, разыгрывали нечто вроде праздника. Для нее одной это и было, возможно, настоящим праздником. Так разве кто-нибудь из нас решился бы испортить умирающей торжество? Вот тут, как я сказал, и позвонил Чарлз, который ничего не знал о болезни Эстер. А поскольку она находилась здесь же и могла слышать каждое слово, ее отцу ничего другого не оставалось, как сообщить приятелю так называемые хорошие новости. — Сидни повернулся к Шерил, и она увидела в его глазах безумную мольбу. — Шерил, клянусь всем святым, мне и в голову не пришло… Да если бы знать, что Чарлз тотчас раззвонит об этой помолвке на весь свет, уж я бы нашел способ тут же перезвонить ему и все объяснить.
— Но ведь ты вернулся в ту же ночь, — сказала Шерил без всякого выражения.
— Ну да, вернулся! А что мне оставалось делать? Когда ты сказала, что происходит в отеле, что вы там празднуете мою помолвку, и повесила трубку… Можешь представить, что со мной было! Я почувствовал весь ужас своего положения и отчаянно рванулся к тебе. У меня была безумная надежда, что ты все поймешь… Что ты способна дождаться меня и выслушать мои объяснения.
Шерил осознала, что по щекам ее бегут горячие слезы и вытерла их тыльной стороной ладони. Конечно, она бы все поняла, конечно, она ждала бы Сидни хоть до скончания времен…
— Пожалуйста, милая, не плачь, — шептал он, нежно сжимая ее лицо в своих ладонях. — Я хотел рассказать тебе все, чтобы ты знала, что мои чувства к тебе неизменны. Умоляю, выслушай меня. Я люблю тебя. Ты меня слушаешь? Ты слышишь? — И он стал целовать ее заплаканное лицо. — Скажи, что веришь мне, веришь, что я любил и люблю тебя и только тебя. Скажи мне, скажи…
— Сидни, о, Сидни, — горестно прошептала Шерил. — Если бы знать, я ждала бы тебя столько, сколько понадобится. Но так по-дурацки все вышло… Я возненавидела тебя за то, что ты мне не поверил, вернее мгновенно, ничего не спросив, поверил в мою измену. Но разве я сама поступила не так же, сразу обвинив тебя в предательстве? Я вела себя так глупо, так мстительно… Не знаю, как можно любить такое эгоистичное создание, которое…
— Шерил, ответь же мне!
— Что? Что я верю в твою любовь?
— Да!
— Я верю тебе, верю! — От этих слов у нее перехватило дыхание, будто какое-то чудо воззвало ее к жизни. — И вот еще что…
— Нет, — тотчас прервал он ее. — Не сейчас, родная… Мы потом все обсудим, потом все решим…
— Ты хочешь, чтобы я подождала? Чтобы свое признание в любви я отложила на потом? — Теперь Шерил не замечала текущих по щекам слез. — Но я сейчас хочу сказать, что любила тебя, люблю и буду любить. — Она протянула руку и коснулась пальцами его щеки. — Я всегда любила тебя, всем сердцем, всей своей жизнью, всем, что во мне есть.
