Однако Ангус собирался показать ей нечто другое — еще два вязаных полотна на стенде, на этот раз выполненных в стиле вязания с острова Аран — своего рода ответ Ирландии нашему острову Фэр-Айл.
— Ирландская вязка? А она что здесь делает? — воскликнула в удивлении Мэгги.
— Приносит мне неплохую прибыль, — усмехнувшись, объяснил Ангус. — Кое-кто из наших надомных вязальщиц знает узоры с острова Аран. А почему бы и нет? Ирландцы переняли от нас не только курительные трубки, но и килты — ну, что тут скажешь! — Его брови угрожающе нахмурились. — Не станут же они возражать, если мы вернем им комплимент!
Шерсть, лишь слегка отмытая, сохраняла достаточное количество натуральных жиров, которые делали ее более теплой, следовательно, свитера из такой пряжи лучше защищали ирландских рыбаков от холодных атлантических ветров. В вязке использовались узоры с романтическим значением. Двойной зигзаг «горные тропы» символизировал нелегкий жизненный путь супружеской четы, жгуты изображали корабельные канаты, «ромбы» означали богатство, а «древо жизни» с остроконечными ветвями выражало мечту иметь много сыновей, которые будут подмогой отцу в тяжелом рыбацком деле.
— Для вас это уже не мечта, а реальность, — осторожно произнесла Мэгги.
Брови Ангуса вопросительно поднялись.
— Грэм говорил, что он будет работать здесь будущим летом.
— Это он так считает, — буркнул Ангус. Внезапно на его лице появилось лукавое выражение. — Но он у меня всего один. Пожалуй, я бы не отказался завести еще нескольких таких.
К величайшей досаде Мэгги, она почувствовала, что краснеет. Меньше всего ей хотелось обнаружить перед ним свое смущение. Но, увы, она заметила и его усмешку, и прищур зеленых глаз.
— «В другой раз, в другом месте», — промурлыкал Ангус строчку из известной песни. Он отпер один из ящиков своего стола. — А пока взгляните-ка на это и скажите, что вы по этому поводу думаете.
Лучше бы ей закрыть глаза, но ни одна из женщин на ее месте не смогла бы так поступить. Снаружи, на дважды сложенном куске картона было написано: «новые густые». Онемев, она смотрела на надпись.
— Возьмите, загляните внутрь, — пригласил Ангус. — По-моему, ученые действительно предлагают нечто замечательное.
Она раскрыла картонку, и ей бросился в глаза синий цвет, такой, что она вскрикнула. В нем было что-то от синего цвета китайского фарфора и одновременно от сапфира. Она тонула в этом цвете, эта синева ласкала глаз.
— Этот синий, — еле смогла вымолвить она, — этот синий просто божествен.
Рядом были и другие цвета, аккуратные полоски семи других тонов, пожалуй, не менее чарующих. Здесь был фиолетовый, глубокий, но очень нежный; зеленый, переливающийся, как перо павлина, был тут и нежно-зеленый цвет айвы, который она уже видела, и бархатистый темно-зеленый, и бездонный, как ночное небо, темно-синий; и розовато-лиловый, напоминавший о плотных куртинках вереска по берегам Ди, — неудивительно, что его другое название было «Сердце вереска». Но синий стоял особняком, притягивая ее взгляд, наводя на мысль о букете полевых цветов — васильки и дельфиниум — в вазе дельфтского фарфора. Про себя она назвала его «героический синий». Наверное, любая женщина почувствует себя другим человеком, надев вещь такого цвета.
— Они великолепны, все до одного! — наконец сказала она. — Название «густые» — очень точное.
— Отлично. Это первое мнение со стороны, которое я слышу. Никто еще не видел этих цветов, кроме вас, я имею в виду, за пределами фабрики.
— А «Бонни Твидз»? — Во рту у нее пересохло.
— Нет. — Он потряс головой. — Даже они. Скоро мы встретимся опять, и я не хочу полностью раскрывать свои карты до окончательного решения. Ну, так какой вам понравился больше всех? Вы уже выбрали?
— Конечно синий. Это фантастика!
— Отлично. На это я и рассчитывал. — Он открыл нижний, самый глубокий ящик стола. — Это вам. С наилучшими пожеланиями от руководства фирмы.
Полиэтиленовая сумка с золотым завитком и бирюзовыми буквами «Макаллан, Абердин». Сквозь все это проглядывал еще один цвет, синий, глубокий и густой, цвет полевых колокольчиков. Она отклеила липкий язычок — да, это был свитер от Макаллана, 36-й размер, пушистый и плотный, с узором из сложно переплетающихся жгутов. И этот цвет. В нем можно утонуть. Несколько секунд она это и делала, совершенно лишившись дара речи.
Когда она оторвала наконец взгляд от свитера и подняла глаза, то увидела, что он наблюдает за ней.
— Размер ваш? — спросил Ангус.
— Да, но… но я не могу принять это. Нет повода.
— Есть. Я хочу подарить вам это, — просто сказал он. — И еще я бы хотел, чтобы вы встретились с моим заместителем по связям с общественностью. У него есть очень любопытные варианты названий этого цвета.
— Ну его. Разрешите мне поблагодарить вас. Пожалуйста, Ангус. Это так красиво! — Она приложила свитер к груди.
— Да, — согласился он, — вы правы. Чудесно.
Она увидела, что он покраснел, и почувствовала, что предательский румянец проступил и на ее щеках.
Глава 10
На 10 часов следующего утра был назначен ypoк Грэма, но Мэгги, выглядывавшая из окна конторы, к своему удивлению, увидела вовсе не его, а Ангуса, беседовавшего с Робом. Он был в джинсах и толстом свитере-поло в темную и светло-серую полоску.
— Привет, — сказал он как нечто само собой разумеющееся. — Сегодня заниматься буду я. Грэм был записан на прием к зубному врачу так давно, что и сам забыл об этом. И вспомнил лишь тогда, когда секретарь врача позвонил, чтобы изменить время встречи. Он уехал в город, очень расстроенный, а я решил воспользоваться его уроком.
Он серьезно? Мэгги не была уверена. Но он действительно не шутил.
— Я подумываю купить лошадь. У Грэма уже есть, мы могли бы кататься вместе с ним. Говорят, с седла все выглядит совсем иначе.
Его самоуверенность была великолепна.
— Пожалуй, я возьму Кинкардина, — заявил он, пройдясь мимо денников, засунув руки в карманы.
Не самый удачный выбор. У серого было несколько дурных привычек, например срываться с места, едва почувствовав ногу седока в стремени. Они пытались отучить его от этого, но толку пока было мало. Любая лошадь из четырех остальных вполне годилась, сама Мэгги предпочитала Гленши.
К сожалению, он остался при своем мнении.
— Я не новичок, — твердо сказал он. — Я и раньше ездил верхом. Если я упаду, это будет только моя вина. Я что-то слегка заржавел, — небрежно заявил он в следующую секунду. — Напомните-ка мне, как на него влезают.
Взбирался в седло он отнюдь не изящно, и Кинкардину это не понравилось. Как и следовало ожидать, он сорвался, да так, что несколько секунд было похоже, что Ангус просто перевалится через холку. Но ему удалось выпрямиться и в конце концов добраться до вожделенного седла. От усилий кровь бросилась ему в лицо, но самоуверенности он не потерял.
