Митч с каменным лицом попытался уйти. Лара схватила его за руку:
— Мне все равно, Митч. Важно только то, что я тебя люблю.
Она впервые призналась в этом вслух и поняла, что поступила правильно.
— Мы можем стать семьей — ты, я и Дженни!
Невозможно было не заметить слез, блеснувших в его глазах. Митч отвечал Ларе полным отчаяния взглядом.
— На словах все получается очень просто. Но мне лучше знать. Я смотрел и слушал весь прошлый год. Вы обе, ты и Дженни, мечтаете иметь много детей. Придет день, и ты станешь тяготиться мной, как когда-то Эстелла. Я не хочу снова проходить через все это.
Митч швырнул ящик с инструментами в кузов.
Он пытался не смотреть, как лучи утреннего солнца переливаются в фиалковых глазах и играют в мягких растрепанных волосах Лары. Искушение быть рядом с ней всю жизнь было почти невыносимо.
Митч точно знал, чего хочет. Спокойствия и доверия, веселых бесед за чашечкой кофе и прогулок на закате, когда души говорят без слов. Он мечтал о вечных чувствах, когда минуты страсти сменяются покоем и два живых существа становятся едины душой, разумом и телом.
Брак с Эстеллой не удался, и Митч знал почему. Она ясно дала это понять, когда собирала вещи три года назад. Это была его вина. Больше такое не повторится!
— Не усложняй, Лара.
Был ли его голос достаточно спокойным? Смог ли он изобразить равнодушие и скрыть свое отчаяние? Лара загородила ему дорогу.
— Скажи мне, — настойчиво требовала она, — я должна услышать это от тебя.
— Что именно?
Она обожала изгиб его полных, чувственных, жадных губ. Что они теперь скажут? Лара хотела правды. Она уперлась руками в грудь Митча.
— Скажи, что не любишь меня! Что между нами ничего нет!
Он едва сдержался, чтобы не обнять ее за талию. Это потребовало титанических усилий. Беспомощно опустив руки, Митч молился, чтобы только хватило воли.
— Ты знаешь, что я не смогу этого сказать, — тихо ответил он, поворачиваясь к машине.
Ошеломленная и подавленная, Лара стояла в растерянности.
— Ты исцелил меня, я научилась верить в любовь. Позволь теперь помочь тебе.
Митч распахнул дверцу кабины:
— Слишком поздно, Лара.
Дверца захлопнулась, раздался рев мотора, и машина тронулась с места.
Стряхнув с себя пыль и обиду, Лара задумчиво побрела домой. Далеко на востоке солнце начинало свой дневной путь. По земле скакали кузнечики, и цикады завели свою песнь жаре и любви. Высохшая трава, выцветшая за время засухи, колола босые ноги.
Тыльной стороной ладони Лара утирала слезы. На кухне она включила кофеварку и прислушивалась к успокаивающему свисту. Жуя бутерброд с сыром, она пыталась подавить боль и досаду. Ей это не удалось.
«Боже, как летит время!» Дожевывая бутерброд, Лара бросилась к лестнице.
— Дженни, ты опоздаешь в лагерь! Собирайся быстрее! Хоть раз она была рада своему безумному расписанию.
Как думать о романах, когда столько работы!
По вечерам тоска возвращалась и брала свое. Когда Дженни куда-нибудь убегала, тишина сводила Лару с ума. Невозможно было выносить одиночество в долгие благоухающие августовские сумерки.
Вздыхая, Лара крутила в руках засохший стебелек. Она поймала себя на том, что смотрит в сторону дома Митча.
По ночам было еще тяжелее. Часто, не в силах заснуть, она до полночи смотрела, как ветер колышет край простыни, и тосковала по спокойствию в объятиях Митча.
Однажды в среду утром, в конце месяца, она подъезжала к дому. Митч стоял возле ее почтового ящика. Лара притормозила и опустила стекло.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
Лара любила этот голос, что бы он ни говорил.
— Давненько тебя не было видно, — осторожно начала она.
— Правда. А как дела у вас с Джен?
— Хорошо. Она подросла еще на пару сантиметров. Вся одежда стала мала.
Лара вцепилась в руль, чтобы не броситься к Митчу. Темные, глубокие глаза говорили о любви. Как пробить стену, которую он возвел между ними?
— Я оставил тебе записку. Думаю, ты должна быть в курсе.
— В курсе чего?
— Я уезжаю порыбачить на пару недель.
— Далеко?
— На север штата, к моим старым приятелям. Я написал адреса и телефоны на всякий случай. Мало ли что…
Митч вынул из облезлого алюминиевого ящика письмо и отдал Ларе. Казалось, когда их руки соприкоснулись, между ними пробежала искра.
— Все еще намерен продать ферму?
Он неохотно кивнул, водя носком ботинка по мягкой земле.
— Наверное, мне пора все рассказать Дженни. — Бесцветный голос был полон горя и отчаяния.
— Я сам поговорю с ней, когда вернусь. — Митч постарался скрыть свои чувства под маской равнодушия.
Их связывало очень многое. Они были соседями, товарищами, близкими друзьями и любовниками, но так и не научились доверию. Как же объяснить Митчу, что на земле существуют искренняя любовь и преданность?
Лара убрала письмо в сумку и вырулила на дорогу:
— Счастливого тебе пути.
Митч помахал на прощание рукой и пошел к дому, унося с собой ее сердце.
Перебрав в уме тысячи способов, Лара решила просто рассказать Дженни правду. Девочка сидела на ковре в гостиной, играя с котом в веревочку.
Лара нервно теребила воротничок.
— Дженни, — неуверенно начала она, — я считаю, тебе лучше все знать. Митч решил продать ферму.
Веревочка замерла в руках ребенка.
— Продать? Когда?
— Я не думаю, что он уже ищет покупателя. Возможно, начнет в октябре, после Дня города.
Смогла ли она говорить твердо и невозмутимо? Сумела ли успокоить встревоженную дочурку? Сердце Лары взволнованно колотилось.
Дженни сжала зубы, личико ее побелело.
— Это отвратительно, мама!
— Да, мне тоже плохо.
— Почему вы не поженились? Мы смогли бы жить все вместе.
— Дженни, родная, брак — это очень сложная вещь… Двое должны любить друг друга.
— Но вы любите! У вас лица светятся, когда вы вместе.
— Дженни, брак — это не просто! — отрезала Лара.
Девочка обиженно умолкла.
На письменном столе в своем кабинете Лара разложила материалы для шести цветочных композиций, но мысли ее витали далеко от работы.
Митч, где он теперь? Сидит в тени какого-нибудь дерева или бродит меж густых зарослей. Его не было уже неделю. Лара едва могла выносить разлуку. Неужели каждый день превратится в пытку, когда им с Дженни все же придется покинуть ферму?
