— Пора, Виталий Викторович. — Асмолов тронул шефа за рукав.
Варганов посмотрел на референта и заметил, как тот провожает взглядом девушку.
— Ну так. — Перед Виталием Викторовичем стоял начальник охраны. — С вами поедет Крымов. А в Питере встретят люди, которых он знает в лицо. А лучше бы вам самолетом лететь.
— Поздно уже передумывать, — улыбнулся Варганов. — В следующий раз так и сделаю.
Он пожал начальнику охраны руку и вошел в вагон. Пассажиров было немного. Варганов прошел по мягкой, ворсистой дорожке зеленого цвета, с удовольствием поглядывая на ряд темно-коричневых дверей с блестящими ручками. Он отодвинул легко скользнувшую створку, прислушался к мягко щелкнувшему фиксатору. Только сейчас он понял причину своего желания отправиться в Питер именно на поезде. Это, видимо, усталая психика спасала Варганова, вызывая подсознательное стремление очутиться в обстановке, знакомой и любимой с детства. Его отец и мать работали в Министерстве путей сообщения и иногда месяцами мотались по бесконечным железнодорожным линиям. Они брали сына с собой на каникулы. Соскучившийся по родителям мальчик проводил целые недели в поездах, распивая чай из стаканов с железными подстаканниками, складывая пирамиды из упаковок фирменного сахара с белым составом на фантике и кочегаря вместе с проводниками дровяные титаны. Он любил засыпать под стук вагонных колес и просыпаться за сотни километров от места, где уснул. И сейчас он как будто бы вернулся в свое детство.
— Виталий Викторович, — возвратил Варганова к реальности голос Андрея Крымова, он стоял в дверях и смотрел на шефа сверху вниз.
— Да, Андрей, садись. — Варганов похлопал рукой по мягкой обивке полки, на которой сидел, — Слушаю тебя.
— Виталий Викторович, я с этим Асмоловым в одном купе не поеду, — выпалил парень.
— Это почему же? — спросил Варганов и тут же, поняв в чем дело, рассмеялся. — Не бойся, Андрюша, это он только кажется…
— Не знаю. Но если он ко мне сунется…
— Не бойся, не сунется. Не переживай. Поди лучше к проводнику и попроси у него чаю.
— Хорошо. — Андрей поднялся.
— И скажи, чтобы, если возможно, чай был в стакане с подстаканником.
Поезд тем временем набирал ход. За окнами путались металлические нити рельсов и проводов узловой станции. Через несколько минут проводник принес чай в серебряном тяжелом подстаканнике.
— Спасибо. — Варганов бросил в стакан один кусок сахара, подумал секунду и отправил следом второй.
Проводник не уходил, улыбаясь Варганову, которого принял за богатого бизнесмена со странностями. Виталий Викторович доброжелательно смотрел на этого седоватого, одного с ним возраста, мужчину с лицом, похожим на смятую подушку.
— Не желаете ли еще чего? — спросил проводник, по-своему восприняв благодушный настрой пассажира.
— Пожалуй, еще пару стаканов минут через тридцать. Вы ведь еще не ложитесь?
— Не-е, — протянул проводник. — Нам ложиться не положено. Кто тогда за порядком следить будет?
— Верно… Кто-то обязательно должен смотреть за порядком, — отозвался Варганов.
— А может, желаете чего покрепче? — Проводник топтался на месте.
— Нет, спасибо.
— Ладно. — Проводник с явным сожалением повернулся к выходу и как бы невзначай бросил: — Тут барышни две у меня едут в первом купе. Очень скучают. Очень хорошие, молодые барышни…
Он замолчал, ожидая реакции пассажира.
— Дверь закройте за собой, — холодно сказал Варганов. — И не надо чаю.
Проводник вышел, недоуменно покачивая головой. «Новый русский» пошел какой-то совсем уж «новый». Охрана, костюм дорогой, часы в платиновом корпусе, чего этот гусь в поезде забыл? Раньше такие господа чего только в вагонах не устраивали за ночь! Выпивали по ящику водки, веселились вовсю. Ему, конечно, беспокойство, потом убирай за ними, но и прибыль иной раз была такая, что хоть из проводников увольняйся… А этот сидит, только чай хлещет и разговаривает как министр какой. Если министр, то не чай дуй, а как минимум армянский коньяк!
Проводник плюнул в сердцах в огненное жерло титана и решил лечь спать. Теперь Маринкина очередь заступать.
«Вот почему всегда какая-нибудь гадость непременно испортит настроение!» — думал Варганов, откинувшись на мягкую спинку сиденья.
Придется заняться делами. Виталий Викторович отодвинул стакан с недопитым чаем, достал из портфеля бумаги по «питерскому» делу.
«Очень хорошие барышни…» Подонок Варганов вспомнил две почти детские мордашки, с любопытством смотревшие на него из открытых дверей первого купе. Им лет по четырнадцать, наверное. Ладно, в конце концов, он не милицейский чин, у него своя работа…
Виталий Викторович изучал эти бумаги не в первый раз. И у него постоянно складывалось ощущение, что этот высосанный из пальца скандал по поводу имущества завода, на котором он проработал десяток лет, затеян, специально чтобы досадить ему. Или, может быть, выманить в Питер, где у Пирожкова более сильные позиции? А для чего? Запачкать его в очередном дерьме?
Трудно поверить, что он ждет от поездки в родной город только неприятностей! Нет никакой радости от того, Что он будет дышать влажным балтийским воздухом и увидит замерзшую Неву, проведет несколько часов в своей квартире на Васильевском, где жил когда-то вместе с женой и маленькой Лизочкой…
Все мысли только об этом негодяе, превратившем в настоящий ад последние месяцы жизни. Раздраженный Варганов вышел в коридор. Из соседнего купе доносился приятный тенорок Асмолова, поющего оперную арию.
— Прекратите уже, Дмитрий Менделевич, — услышал он голос Крымова.
— Как скажете, Андрюша, — проворковал Асмолов и вышел в коридор.
На нем был приталенный черный шелковый халат, на волосах — сетка, на плече — красное полотенце.
— Ложимся спать, Виталий Викторович, — пробормотал он, глядя в конец вагона. — Вы не против?
— Нет, ради бога. — Варганов посмотрел в ту же сторону, что и референт.
По коридору, прямо на них, шла печальная красавица с перрона. Она протиснулась между Варгановым и дверью купе и заглянула прямо в глаза Виталию Викторовичу. От прикосновения тела девушки у него чуть перехватило дыхание. Он даже смутился, встретившись взглядом с Асмоловым.
— Спокойной ночи, — буркнул Виталий Викторович и закрылся в купе.
Правильно говорят: седина в бороду, бес в ребро… Она же одного возраста с дочерью, может, даже чуть помладше.
Варганов вспомнил о Лизе, оставшейся в Москве. Он распорядился присмотреть за ней, но если она заметит слежку, может произойти все что угодно. Весьма своевольная девица выросла! Но по большому счету, вовсе неплохой она человечек. Виталий Викторович с благодарностью вспомнил часть случайно подслушанного разговора дочери с Гордеевым. Кажется, маленькая действительно переживала за него и всеми силами старалась помочь. А этот Гордеев, пожалуй, ценное приобретение. Производит впечатление по-настоящему честного человека и дело свое знает хорошо.
