— Все эти работы являются частной собственностью фонда Марии Ролингс, штаб-квартира которой находится в Мериде, на полуострове Юкатан. После выставки в Европе коллекция будет отправлена обратно и размещена в доме, принадлежащем семье жены художника.
Мария остолбенела. Стефан, казалось, внимательно слушал, что говорилось внизу. Когда вступительное слово закончилось, Мария схватила его за руку и прошептала:
— Что это значит? «Таймс» не написала об этом ни слова!..
— Нет, — ответил он, — но в пресс-релизе об этом сказано. Через несколько минут об этом объявят. Это вклад господина Дисарта в открытие частной галереи.
— Но почему она названа моим именем, а не именем отца? — удивленно спросила Мария.
— Это желание господина Дисарта. Когда открывался фонд, я еще не работал у него.
В это время внизу выступал американский посол. Он сердечно поблагодарил устроителей выставки за то, что они открыли такого великолепного художника, чья жизнь во многом напоминала жизнь известной американской художницы Джорджии О'Киффи, которая черпала свое вдохновение в пейзажах Нью-Мексико.
Следующим выступал председатель фонда.
По сравнению с предыдущими ораторами худощавый Рауль выглядел просто великолепно. После небольшого выступления он сказал:
— Пятнадцать лет назад в Нью-Йорке я увидел работу, которая сразу же привлекла мое внимание. Галерея была маленькой, да и цена картины была невысокой. Я купил ее. Вместо подписи я увидел непонятный значок, и только после того, как провел несколько лет в Мексике, понял, что это такое. Через некоторое время более компетентный агент по продаже понял, что на эти работы следует обратить внимание, и привлечь критиков. Прошло время, и художник становился все более известным. Но по-прежнему продолжал жить в уединенном месте со своей дочерью, в честь которой и назван наш фонд.
Рауль замолчал, обвел взглядом зал, и Мария поняла, что он взглядом ищет ее.
— Портрет дочери художника, — продолжал Рауль, — является, пожалуй, самой яркой работой на нашей выставке. И Джордж Ролингс передал свой талант дочери, которая спустя семь лет после его смерти стала знаменитым модельером, известной под именем Андриана.
Шепот удивления пронесся среди публики, и Мария поразилась, как он мог узнать об этом.
Далее речь шла о ее отце, его работах, и о будущей галерее в Мериде.
После завершения церемонии открытия Стефан вновь пригласил Марию в тот же зал, где они беседовали с Раулем. Но, к его великому удивлению, она отказалась.
— Я не хочу больше встречаться с ним. Может, для вас он и авторитет, но для меня — нет. Если он захочет увидеть меня, передайте ему номер моего телефона. Мне бы хотелось еще раз посмотреть на картины, но в более спокойной обстановке. Возможно, ему удастся договориться о том, чтобы меня ненадолго пустили сюда завтра, до того как Прадо откроется. Я уверена, что это в его силах.
Сопровождая Марию вниз, Стефан сказал:
— Да, конечно, я передам. Но мне кажется, что он захочет встретиться с вами еще сегодня.
Он оказался прав. Внизу их поджидал Рауль.
— Не думаю, чтобы ты хотела столкнуться здесь с толпой незнакомых тебе людей, да и я не хочу никого видеть, — сказал он отрывисто. — Стефан, вы останетесь вместо меня. Пойдем, Мария. Нам надо о многом поговорить. Выйдем через боковую дверь.
Взяв за руку, он повел ее через пожарный выход, где стоял охранник.
— Эта дама неважно себя чувствует, — объяснил Рауль по-испански. — Она остановилась в «Ритце». Мы хотели бы избежать встречи с прессой.
— Вам вызвать машину, сеньор?
— Нет, это только привлечет внимание. Думаю, что свежий воздух ей не повредит.
Только оказавшись на улице, Мария поняла, что забыла о том, как же холодно снаружи.
Рауль накинул ей на плечи свой плащ. До его отеля было совсем недалеко, и очень скоро они снова оказались в спасительном тепле.
Когда они поднимались в лифте к номеру Рауля, Мария спросила, откуда ему известен ее псевдоним.
— Я узнал его только сегодня. Один репортер узнал тебя, когда ты выходила из машины. Наведя справки, я пришел к выводу, что Андриана и Мария Ролингс — одно и то же лицо. До сих пор удивляюсь, как это раньше не пришло мне в голову. Но неужели ты думаешь, что вся эта выставка лишь предлог, чтобы раскрыть твое настоящее имя? — спросил он.
— Я и не прячусь, — сказала Мария. — Я не была полностью уверена, что ты будешь искать меня.
— Ты во многом не была полностью уверена, — сказал Рауль, глядя на нее сверху вниз, — даже в том, что я влюбился в тебя.
— Я… я думала, что ты собираешься жениться на Каролине, — растерянно пролепетала Мария.
— Ты ошиблась, — сказал он грустно. — Я просто хотел подождать, пока ты немного подрастешь. Тогда тебя слишком легко можно было заарканить. Но я хотел, чтобы мы были на равных. Чтобы ты чувствовала и понимала все так, как чувствую и понимаю я. В то время ты даже и понять не могла, как ты прекрасна. Единственный, с кем ты встречалась, был тот молодой датчанин, Эриксон.
Ей было странно, что сейчас он вспомнил об этом. И лишь когда дверь лифта открылась, Рауль сказал:
— Ведь именно он сообщил мне, что с тобой все в порядке… после того как ты уехала из Дании.
Широко раскрыв глаза от изумления, Мария спросила:
— Крис написал тебе? Но ведь он мне обещал…
— Он тоже был влюблен в тебя. А ты что, не знала? — саркастически улыбнулся Рауль.
— Тогда знала. Сейчас он женился. Удачно. А что он написал тебе?
— Ну, что у тебя все в порядке. Не более. Я поехал в Копенгаген, чтобы увидеться с ним. Он неохотно встретился со мной и отказался объяснить, почему ты уехала. Но мне было достаточно знать, что у тебя все в порядке.
Рауль отворил дверь и пропустил Марию в роскошную гостиную. И снова ей вспомнилась Мерида. Как же это было давно!
— Некоторое время я наблюдал за Эриксоном в надежде, что он приведет меня к тебе, — продолжал Рауль, — но он не покидал Данию, а ты туда не возвратилась. Из этого я сделал вывод, что ты просто использовала его.
— Это неправда, — возразила Мария. — Конечно, вначале он был единственным, к кому я могла обратиться за помощью. Я тогда еще не знала, что отец оставил мне довольно приличную сумму. Я написала его адвокатам в Нью-Йорк и сообщила, что он умер. Через некоторое время, когда были улажены все формальности, я поняла, что могу на что-то рассчитывать. Крис всегда знал о моем чувстве к тебе. Единственно, о чем я ему не рассказывала, это о том, как ты поступил со мной.
— Ты что, в самом деле, считаешь, что я ограбил тебя? — холодно спросил Рауль.
— А как же еще я должна думать? Это же очевидно. Зачем ты это сделал, Рауль?
