Напряжение в воздухе стало настолько непереносимым, что Николай чуть было не ударил его за некстати произнесённое слово. Тот тоже что-то почувствовал и, оставив в покое неразличимые в темноте ягоды, вытащил из-за пазухи пистолет. Переглянувшись, оба беглеца тихонько двинулись вперёд, пригнувшись и лавируя между редкими деревьями. Оружие они держали наготове, и Николай даже не был уверен, слышит он бешеный стук своего сердца, или же чужого, но всё обошлось. Достигнув границы склона, они на мгновение остановились и, не сговариваясь, одновременно полезли вверх. У Николая мелькнула смазанная ассоциация – на соревнованиях или просто на зачётных дистанциях по ориентированию последний «пункт» перед финишем любили ставить на какой-нибудь крутой горке, которую приходилось брать «в лоб», потому что в спину всегда дышали другие, сходящиеся к финишной прямой. За подъемом обычно начиналась разметка – 150 метров цветной тесьмы до полотнища и секундомера. Последних здесь, разумеется, не имелось, но ощущения были похожими – ветки мотались вправо и влево, пока он рывками поднимался вверх, выталкивая из лёгких перегретый воздух и с каждым толчком поднимаясь ещё на пару десятков сантиметров.
Выбравшись к террасе, образованной изгибом склона, Николай рухнул плашмя, выставив перед собой автоматный ствол и почти ничего не видя за мельтешением чёрных и красных пятен перед глазами. Унимая боль в груди, он слышал и чувствовал, как позади карабкается Шалва, здорово отстав. Рана, видимо, дала о себе знать – хотя и позже, чем можно было ожидать. У Николая возникло желание спуститься и помочь, но оставлять проходящую прямо перед носом тропу ему не хотелось ни на секунду. Наконец, Шалва подполз к нему – и уткнулся в землю, даже ни разу не глянув вперёд. Ещё раз осмотревшись вокруг, Николай обернулся к товарищу, и едва не вскрикнул – тот лежал неестественно неподвижно, завернув под себя руку и даже, кажется, не дышал. Мысленно заорав, бывший бригадир перевернул вялое тело – и наткнулся на блестящий, лихорадочный взгляд.
– Уфф… – выдохнул он. – Напугал меня…
Машинально протянув свободную руку, он дотронулся до лба товарища. Понятно. Тридцать восемь минимум. Готов. Как же он бежал всё это время?
– Не могу больше…
Голос грузина был осипшим и таким сухим, что царапал воздух, и следующим движением Николай потрогал его шейные лимфоузлы, завернув подбородок вверх. Только этого не хватало… Почему так отреагировали шейные? Первым побуждением было посмотреть и паховые, но не здесь же… Он снова обернулся вверх и осмотрел проходящую по узкой полоске относительно ровно лежащей земли тропинку в обе стороны, насколько при таком освещении хватало взгляда.
– Шалва, триста метров, я тебя прошу. Триста метров вправо по тропе, и мы начнём что-нибудь искать. Я помогу, пошли!
Тот просто застонал, закатив глаза, и Николаю стало ясно, что парню совсем худо, прикидываться бы тому и в голову не пришло. Пришлось хватать товарища и, оглядываясь, тащить его на себе. На тропу вылезли с хрустом, цепляясь за какие-то колючки и осыпая за собой камешки. Метров через двадцать, Шалва, однако, отцепился от плеча, оттолкнул руку и, пошатываясь, побежал сам. Николай как раз оглядывался на него, когда под ногами щёлкнуло, и всё пространство вокруг залило мигающим светом. Взвизгнуло и взвыло, а потом вой за какие-то секунды перешёл на одну ровную пронзительную ноту. Он исходил из чего-то, находившегося в паре метров вперёди и вверх по холму от них, выбрасывавшего высоко вверх сначала цветные, а потом сияющие белым звёздочки. К этому моменту беглецы уже лежали лицом в ту сторону, и флажок на «Калашникове» в трясущихся руках Николая был переведён на автоматический огонь. Грузин попытался приподняться на четвереньки, и Николаю пришлось навалиться на него, снова сшибив на землю, потому что расслышать даже свой собственный голос он не мог. Не поднимаясь, они отползли назад и перевалились через кромку холма в то, что могло бы считаться кюветом, проложенным вдоль этой тропы, – если бы не тянулось вниз ещё метров на пятьдесят. Впереди по-прежнему ничего не было видно за светом лампы, – воющей, словно паровой гудок, и плюющейся в небо бенгальскими огнями. Тени мотались в разные стороны вместе с каждой новой вспышкой.
– Лежи, просто лежи теперь…
Николай, напряжённо ожидающий, что будет дальше, положил руку на спину товарища, придавив его к земле – на случай если тому придёт в голову бежать куда-то ещё. Насколько он помнил, сигнальные мины могли обозначать границы минного поля, и тогда им очень повезло, что они на такую нарвались. Помимо этого, мина могла прикрывать подходы к какому-нибудь объекту, и тогда сейчас всё пространство вокруг прочешут пулемётным огнём, а потом могут и послать тревожную группу. А могут и к утру послать. Вопрос – чья это будет группа?
Увы, Николай не сомневался, что местные банды вполне могут себе позволить установку такой мелочи, как сигнальная мина – но так ли это на самом деле, никто со стороны ответить ему пока не мог. Снова стало темно, вой наконец-то утих, и только отдельные всплески шипения доносились из того места, где только что выло и сияло. Надо проверять.
– Anybody around?!! Come help us!!! Just anybody! There're two of us there! He-e-elp!![13]
– Ты чего?
Шалва, отшатнувшийся сначала от его дикого, на пределе мощности лёгких крика, смотрел с ужасом, словно никогда не видал буйных сумасшедших.
– Anybody!!! Right there!!!
Тут Николай закашлялся от собственного крика и пропитанного вонью чуть светящегося тумана, наплывшего на них тонкой полосой.
– А ты сам подумай… – он снова зашёлся в кашле, стукаясь лбом об изготовленный к бою автомат. – На каком языке орать, если непонятно, чьё это добро было. Если здесь свои, то грузинский на этот раз не проканает. А на английский стрелять сразу, по крайней мере, не начнут ни те, ни другие.
– А если…
– Тогда нам, вероятно, конец. Но далеко нам всё равно не уйти. Сейчас, наверное, часов пять-шесть утра. Если никого не будет, и она просто так стояла, то сползём и попытаемся убраться подальше, насколько успеем. А если нет… – он покачал головой. – Я надеюсь, что мы хоть до кого-то из наших достучались и тогда, как бы они не мечтали прибить на месте мудака-журналиста, все же сначала пойдут и глянут…
В напряженном ожидании они пролежали несколько минут. Наконец Николай не выдержал.
– Шалва, я вперёд пойду. Лежи здесь, прикроешь меня, если что. Я метров на тридцать, и назад. Если что, то смотри там…
Грузин, кивнув, облизал пересохшие губы языком, и Николай почти зеркально повторил это движение, замирая сердцем. О том, какое может быть прикрытие из больного и почти ничего не соображающего студента-младшекурсника с пистолетом, он старался не думать. Как и о том, как выглядит затаившаяся под сантиметровым слоем песка мина.
– Вперёд.
Скомандовав это самому себе, Николай выскочил на дорогу и коротким броском пересёк пространство до того места, куда они упали в первую секунду после срабатывания сигналки. Слева теперь лишь тихо шипело, а впереди было совсем темно, хотя и глаза и уши понемногу привыкали к окружающему ночному безмолвию. Снова приподнявшись, он сделал ещё один бросок, – и снова залёг, на этот раз двумя змееобразными движениями сдвинувшись на полметра влево от тропы. Через пару минут ожидания Николай увидел, как впереди мелькнули две тени, почти сразу пропавшие. Не будь он настолько напряжён и охвачен страхом, то решил бы, что это ему показалось, и жить стало бы гораздо легче. Но только не сейчас.
