– Сижу, – проронил Андрей, откидываясь на мягкую спинку.
– Вот и сиди, – сказал он и, сунув руку во внутренний карман, передал назад фотографию.
– Это кто такой?
– Владимир, – ответил майор. – Или Володя Серый.
Лицо на фотографии из офицерского файла было строгим и отрешенным. Глаза смотрели в объектив, но при этом словно бы уходили от взгляда – в них не было ничего. Уголки губ клонились к жесткому подбородку.
– Лейтенант? – недоверчиво произнес Андрей. – Ему здесь лет тридцать.
– Двадцать семь. Снимок сделан перед самым Объединением, – пояснил Канунников, забирая фотографию. – Потом Серый уволился.
– Двадцать семь лет – многовато для лейтенанта. Штрафник? Лентяй?
– Владимир не заканчивал военное училище, он прошел диверсионную школу на острове Русском.
– Почти соседи были.
– Что? – не понял Канунников.
– От Русского уже и до Шиашира недалеко.
Николай на это замечание никак не отреагировал, только сунул в рот сигарету.
– После школы Владимира зачислили в «Серый экипаж», – сказал он.
– Я про такой не слышал.
Канунников иронически посмотрел в зеркало:
– Я! Даже я об этом подразделении не слышал, куда уж тебе-то, олень шиаширский? – Он прикурил, глубоко затянулся и стряхнул пепел за окно. – Да я и сейчас почти ничего не знаю. «Серый экипаж» – от цвета корабельной краски. Вообще-то, на флоте говорят «шаровый», но это не наше дело. А чему Владимира там научили, и чем он занимался… это уж тем более дело не наше. Сразу после Объединения он уволился. Дважды поступал в духовную семинарию, оба раза неудачно.
– Давай-ка, Коля, без мозгоклюйства. Серый – ваш?
– Этот вопрос имел бы смысл, если бы у нас осталась военная разведка. Но я все равно не ответил бы. Потому, что не знаю.
– Тогда зачем?..
– Зачем про Серого рассказываю? Ну должен же ты хоть немножко представлять, куда едешь.
– Стоп! – воскликнул Андрей.
Канунников лишь подправил руль. Вечером прошел дождь, и машину чуть сносило к тротуару. Выкинув окурок, он закрыл окно и снова посмотрел в зеркало.
– Не ори, Волков. Ты решил, что тебя освободили для прожигания жизни? Думал, так и будешь до старости девочек истязать, да водку в мочу конвертировать? Работать нужно. А вот это нет, Волков, – торопливо добавил майор, заметив, что Андрей косится на дверь. – Тебя перед операцией предупреждали, что симбионты не только лечить умеют? Я на себе не испытывал, но вряд ли нас обманули. Выскочить из тачки ты сумеешь, а вот сумеешь ли подняться на ноги, я уже не уверен.
– Они что, постоянно за нами следят? Может, гады с помощью симбионтов и ушами нашими слышат, и глазами нашими видят? А то и мысли читают?!
Андрей не удержался и взглянул на свое отражение в темном стекле. Мимика удавалась все лучше. Удивление… нет, скорее, изумление с оттенком негодования. Получилось хорошо, Канунников проглотил и поверил.
– Да черт их знает, – сказал Николай. – Нет, мысли читать не должны. За мысли и тебя, и меня давно бы в расход пустили. Но если будет нужно, нас достанут на «раз», в этом не сомневайся. И не трепи мне нервы, сядь в середину.
– Не волнуйся, не убегу. Не люблю я этого.
– А придется, – ответил майор, оборачиваясь. – Володя бегает, и ты с ним будешь. Все, времени уже нет.
Канунников остановился у пустого перекрестка и достал из «бардачка» початую фляжку. Скрутив пробку, он помедлил, затем решительно ее завинтил и спрятал емкость в карман. Снова прикурил и ткнул пальцем вперед:
– Там наши оперативники, семь человек. Есть информация, что Серый собирается ликвидировать бывшего члена своей группы.
– Какой еще группы?
Майор выдохнул дым через ноздри и почесал переносицу.
– Они называют себя партизанами. Для Госбеза они бандиты.
– А для гадов?
– Враги. Теоретически.
– А практически?
– Не знаю я, не знаю. Был приказ от Стива. Я его выполняю. Всё.
– Ну а для тебя, майор? – тихо спросил Андрей. – Для тебя партизаны – кто?
– Для нас, – выразительно произнес Николай, – это то, в чем нужно разобраться. Возможно, партизаны – наша надежда. Возможно, обычный сброд. Но методы у них жесткие. Они не играют, они воюют.
– Где? Как?
– Ты хочешь, чтобы об этом в новостях говорили?
– Но стены-то раскрашенные показывают.
– Стены – это еще хуже, – мрачно отозвался Канунников. – Смерть можно списать на несчастный случай или на простой криминал. А три слова на здании Дворянского Собрания – нельзя. Официальная версия – хулиганство, но долго она не продержится.
Светофор в который раз переключился на «зеленый», но мимо не проехало ни одной машины – район спал, давно и крепко. Справа за металлическим забором чернел парк с прудом, лавочками и летними кафе. Слева стояли дома – длинный ряд муниципальных пятнадцатиэтажек с редкими фиксами светлых окон.
– Через дорогу начинается твоя служба, – сказал майор. – Пройдешь два квартала, увидишь синий «Фольксваген». Держи, – он протянул Андрею ключи.
– Документы есть?
– Машина угнана сегодня после обеда. Завтра утром ее должны найти. Пустую, естественно. Заводишься и едешь прямо, к дому сорок шесть. Где-то там и будет наш Володя. Кого он собирается казнить, нам неизвестно, точного адреса тоже не знаем. Информация пришла неполная, такое бывает. – Николай кашлянул и посмотрел на часы. – Думаю, он уже на месте. Там во дворе четыре корпуса, и у каждого сорок шестой номер. Обложить вплотную невозможно, поэтому засада культурная. Серый уйдет. Но не сразу. Сначала он ликвидирует своего человечка. Потому что если не ликвидировать, тот окажется у нас, и мы его расколем. Мы всех раскалываем, такая профессия.
– Кажется, я что-то недопонимаю, – проронил Андрей.
– Серого шуганут и оставят без транспорта. А тут проезжает какой-то мужик…
– Мужику – ствол в ухо, потом рукояткой по затылку. Это если еще повезет.
– Нет. Сценарий немножко другой. В отряде мой снайпер, он сделает все как надо.
– Теперь я понимаю еще меньше, – признался Андрей. – Как выглядит эта операция для Госбеза?
– Захват опасного преступника. Огонь на поражение и все такое. Ты, главное, не бойся: снайпер в тебя не попадет, а остальные… Ну, наверно, тоже. Когда поедете, обогнешь парк и держи прямо вдоль трамвайных путей, не сворачивая. Там ни светофоров, ничего.
– А дальше?
– Дальше Серый покажет. Твоя задача – остаться у него.
– И что я ему скажу?
