Я привязалась к этим девочкам, в особенности к Декке, платившей мне взаимностью. Сарабет, которая пошла в мать, мне казалась хорошенькой, и даже унаследованная ею полнота, на мой взгляд, ее совершенно не портила. Рэчел была тихой и замкнутой. Я надеялась, что смогу научить ее не бояться окружающего мира, ну, хотя бы лошадей. И наконец Декка, жизненный путь которой, казалось, с самого начала был озарен магическим светом. Из всех трех девочек именно она была прирожденной наездницей. Возможно, именно этим объяснялось то, что я любила ее больше, чем сестер.
Внезапно я стала кому-то нужна, и мне нравилось это ощущение нужности. Декка подняла руку, и я заметила на ее тонком запястье браслет, украшенный бриллиантами и изумрудами.
– Какой красивый! – воскликнула я, проводя пальцем по четырехугольным оправам изумрудов, чередовавшихся со сверкающими круглыми бриллиантами. Для Декки это украшение было слишком шикарным. Даже Элис Хант не сводила глаз с браслета.
– Сегодня утром девчонки забрались в шкатулку с моими драгоценностями, – заговорила миссис Холмс. – Декка решила украсить себя наиболее изысканной из них.
Она вздохнула, но было видно, что она не сердится. Должно быть, праздник привел ее в доброе расположение духа. Мне пришло в голову, что по части украшений миссис Холмс обошла мою маму. Но мама хранила все свои самые лучшие украшения в сейфе.
Декка просияла.
– Я изысканная! – выкрикнула она, и Сарабет прижала палец к губам.
Миссис Холмс коснулась руки мужа, мистер Холмс посмотрел на нее, однако было видно, что он погружен в свои мысли. Но потом он резко встал.
Шум в комнате немедленно стих, впрочем, как и всегда, когда он произносил молитву. Только я впервые сидела так близко, чтобы разглядеть, как это происходит. Не успели колени мистера Холмса разогнуться, как в комнате воцарилась тишина.
– Дай руку, – прошептала Декка, увидев, что я продолжаю сидеть, сложив руки на коленях и не замечая ничего вокруг себя.
Судя по всему, за главным столом было принято браться за руки.
Мистер Холмс склонил голову, но его мелодичный и низкий голос звучал отчетливо, доносясь до каждого сидевшего в комнате. Я следила за ним настолько внимательно, насколько это было возможно с наклоненной головой. Он благодарил Бога за нас, за здоровье, за счастье, а по случаю Дня благодарения еще и за дух щедрости и благородства.
– И, пожалуйста, не забывайте о тех, кому в наши дни повезло меньше, чем нам. Да смилуется Господь над ними и над нами!
Он замолчал. Казалось, что он хотел что-то добавить, но слов больше не было. Некоторые девочки начали ерзать на стульях. Наше внимание было очень трудно удерживать сколько-нибудь продолжительное время.
– Нас тоже в последнее время беды не обходят стороной. Вспоминайте в своих молитвах девочек, которым пришлось вернуться домой.
Он снова завладел нашим вниманием. Раньше ни он, ни миссис Холмс не говорили открыто, что эти девочки уехали потому, что их отцы больше не могли оплачивать их обучение. Разумеется, мы об этом знали, но официально это не подтверждалось. Миссис Холмс нахмурилась, но что стало причиной ее недовольства – откровения супруга или грусть по поводу уехавших девочек, – было неясно, во всяком случае мне.
– Аминь, – хором протянули мы.
Не выпуская моей руки, Декка подняла голову и улыбнулась мне. Между двумя ее передними зубами была щель, совсем узкая, и я знала, что, скорее всего, она исчезнет, когда у Декки вырастут постоянные зубы вместо молочных. Вообще-то мне хотелось, чтобы она сохранилась. Декка дернула меня за руку и чему-то засмеялась, прежде чем выпустить мои пальцы. Она всегда играла в какие-то одной ей известные игры. Несомненно, дети беспечны и непредсказуемы, но в этом и заключается их прелесть.
– Какой соус делает твоя мама? – неожиданно спросила Сарабет, пока еду раскладывали по тарелкам.
Мне был ясен скрытый смысл этого вопроса: почему ты здесь, а не у себя дома? Сарабет, похоже, унаследовала и проницательность своей матери.
– Никакой, – ответила я.
– Наша мама делает кукурузный соус, – вставила Декка. – На наш собственный День благодарения.
– Декка, убери локти со стола, – потребовала миссис Холмс.
– Ваш собственный День благодарения?
– Это завтра, – пояснила миссис Холмс. – Девочкам необходимо учиться готовить и накрывать на стол. Им не будут прислуживать всю жизнь. Разумеется.
Говоря это, она поливала мясо на тарелках дочерей подливкой, переводя взгляд с тарелки на ту или иную девочку и обратно. «А где всему этому научатся остальные девочки?» – подумала я. Сама я умела замесить вполне пристойное тесто для пирога и ощипать курицу. В этом году Иделла должна была научить меня варить варенье и консервировать овощи. Но меня мало интересовало приготовление пищи и домоводство в целом.
– Во Флориде едят змей? – поинтересовалась Рэчел. – Или аллигаторов?
Я покраснела. Эва говорила мне, что мой румянец – это проклятие рыжеволосых людей. И хотя мои волосы были не вполне рыжими, Эва утверждала, что именно они причина того, что я по каждому поводу заливаюсь краской.
Миссис Холмс строго посмотрела на дочь.
– Рэчел, такие вопросы неприлично задавать за столом, – заметила она.
Рэчел кивнула. Она не хотела задать неприличный вопрос. Просто иногда очень трудно понять, что прилично, а что нет.
– Все в порядке, – улыбнулась я. – Змей мы не едим, но я ела много крабов. И лангустов.
– Среди нас южанка, – заметил мистер Холмс, подмигивая своим дочкам.
При этих словах Элис Хант встрепенулась, видимо, тоже претендуя на звание южанки.
Я засмеялась.
– Вряд ли.
Зато его дочери в платьях с оборками и буфами, с большими бантами в волосах были типичными маленькими южанками.
– Ты из самого южного штата. Кто ты, если не южанка? – настаивал мистер Холмс.
– Жители Флориды слеплены не из такого теста, как жители других южных штатов.
– Они не обременены условностями социума и цивилизации? Оторви и выбрось?
Мы были единственными, кто разговаривал. Остальные молчали, и внезапно мне показалось, что я нахожусь на сцене. Я привлекла к себе слишком много внимания. Элис Хант деликатно промокнула уголки рта белой льняной салфеткой.
– Я не могу говорить за всех, кто там живет, – произнесла я, стараясь говорить как можно небрежнее. Но это все равно прозвучало довольно холодно и серьезно. – Но Флорида – это особенное место. Кроме того, остальной Юг нас южанами не считает.
Элис Хант кивнула, и мне подумалось, что это первый и последний раз, когда она со мной согласилась. Мистер Холмс посмотрел на меня долгим взглядом. И тут Рэчел, которая до сих пор не прикоснулась к еде, начала плакать. Она скрестила на груди руки и свирепо уставилась на свою тарелку. Мы смотрели на нее, ничего не понимая, пока мистер Холмс не нарушил молчание.
