— Querido mio, я знала, что ты бросишь меня! Я это чувствовала сердцем. Скажи, ты вернешься? Луиджи, querido, ты должен вернуться!
Луиджи мог бы пообещать, что скоро вернется, убаюкать Долорес нежными, но лживыми словами. Однако он этого не сделал, он не мог обмануть ее.
— Нет, Долорес! Если я уеду, то навсегда. Послушай, ты подарила мне счастье, ты была великодушна ко мне, и я хочу быть с тобой честным, искренним. Я жажду свободы, мне просто необходимо бродить по белу свету и спать под звездным небом. Я мечтаю увидеть Париж, берега Атлантического океана. Я хочу навестить отца Северина, святого человека. Я твой должник. Ты купишь кольцо, которое так хочешь. Выбери красивое кольцо. Когда ты будешь надевать его, то вспомнишь обо мне.
— Я буду долго о тебе помнить, — отозвалась Долорес, немного успокоившись.
Луиджи погладил ее по щеке. Он счел необходимым умолчать о чувствах, которые питал к другой женщине, к этой жемчужине изо льда и пламени, жившей там, за горами.
— Я уеду завтра утром, — добавил Луиджи. — У нас есть еще целый день и целая ночь!
Вместо ответа Долорес поставила тарелку на краешек кровати и протянула к нему руки.
Сен-Лизье, воскресенье, 12 июня 1881 года
Жерсанда де Беснак вернулась. Увидев старую даму в кресле около мраморного камина, Анжелина обрадовалась и одновременно испытала огромное облегчение. Она вдруг почувствовала себя в полной безопасности.
— Мадемуазель, вы стали мне как мать, — призналась Анжелина. — Все дни, проведенные без вас, я чувствовала себя потерянной, почти брошенной, хотя была счастлива, что Анри рядом со мной.
— Энджи, дорогая! — старая дама вздохнула. — Мне тоже тебя не хватало. Люшон — прекрасный, оживленный город. И хотя мне было там весело, я думала о тебе с утра до вечера, да и об этом маленьком мальчике, который так скрашивает мои дни.
Они держались за руки, обе взволнованные, радуясь, что вновь видят друг друга.
— А мне было не по себе, — вмешалась в разговор Октавия, размашисто смахивавшая метелкой пыль с большого стола. — Бить баклуши, считать ворон — это не по мне. Я только и делала, что перебирала воспоминания о своей юности, а ночами плакала в подушку.
Анжелина сочувственно улыбнулась служанке. Она знала о ее трагическом прошлом. Эпидемия холеры свела в могилу мужа и двухлетнюю дочку Октавии, там, в Севеннах.
— Моя бедная Октавия! — ласково произнесла молодая женщина. — Знаешь, Анри часто вспоминал о тебе. И о вас, мадемуазель, тоже. Как он обрадуется!
Розетта должна была привести ребенка к обеду. Для этого была причина: Анжелина не хотела при нем рассказывать Жерсанде о том, что произошло, пока ее не было. Присутствие же Октавии Анжелину не смущало — у нее не было тайн от служанки.
— Боже мой, ну и дела! — воскликнула Октавия, узнав о возвращении Гильема Лезажа и о разрыве отношений между Анжелиной и ее отцом.
— Боже мой! — подхватила старая дама. — Какая неприятность, Энджи! Какая муха тебя укусила? Зачем надо было выкладывать правду этому злосчастному Огюстену? Жермена не будет держать язык за зубами.
— Нет, будет! — воскликнула молодая женщина. — Она любит моего отца. Она будет молчать из опасения ранить его еще сильнее или потерять, поскольку при его ершистом характере он вполне может бросить ее и уйти куда глаза глядят…
— Святые небеса! До чего же мужчины бывают непреклонны! — вздохнула Жерсанда. — У него есть только ты, а он отрекся от своей единственной дочери. Ты должна была послать мне телеграмму. Я немедленно приехала бы. А этот Гильем! Он думал, что ты ждешь его, что тут же упадешь в его объятия. Это мы должны презирать мужской род. Впрочем, лорд Брунел тоже меня разочаровал.
— Как? — удивилась Анжелина.
— Не хочу об этом говорить, по крайней мере сейчас. Меня очень беспокоит то, о чем ты мне рассказала, малышка. А если нам уехать? По сути, здесь нас больше ничто не удерживает. Твой отец заявил, что больше не хочет тебя видеть и слышать. А вот Гильем будет все время вертеться около тебя, словно голодный волк, почуявший запах свежей плоти. У меня достаточно денег, чтобы купить дом в другом городе. Этот же я продам. Энджи, ты везде сможешь заниматься своим ремеслом. Кроме того, мы будем жить все вместе: Розетта, ты, Октавия, Анри и я. Что ты скажешь, если мы переедем в Фуа или, например, в Тулузу? Сен-Годан тоже показался мне приятным городком. И Тарб. Да и По неплохой город.
Анжелину ошеломило предложение Жерсанды. У нее никогда и в мыслях не было покидать свой дом, тем более свой прекрасный родной город, раскинувшийся вокруг старых укреплений.
— Нет, это немыслимо, — прошептала она. — Возможно, отец простит меня когда-нибудь. И не надо забывать о Луиджи, вашем сыне!
— Луиджи! Не называй его так! Он Жозеф, мой сын Жозеф, — сказала старая дама недовольным тоном. — Скажи, каким чудесным ветром его занесет в Сен-Лизье? Он думает, что его по-прежнему обвиняют в совершении чудовищных преступлений. Даже если он осмелится появиться в наших краях, хотя бы для того, чтобы тебя увидеть, ты не сможешь находиться везде одновременно. Он может бродить в районе Бьера, Масса, Тулузы… Энджи, ты мне сотни раз повторяла, что у нас нет никаких шансов встретить его, если только случай не будет к нам благосклонен. Честно говоря, малышка, я думаю, что никогда больше не увижу своего сына, которого когда-то бросила. Это для меня самая страшная кара.
— Полно, полно, мадемуазель, — проворчала Октавия. — Надо верить в Божественное Провидение. Вы не на пороге смерти, вам еще жить и жить. Предложение лорда Брунела показалось мне заманчивым…
— О чем идет речь? — спросила заинтригованная Анжелина.
— Малькольм посоветовал мне дать объявление в несколько французских газет, в котором сообщалось бы, что он невиновен и что его разыскивает один член его семьи, — объяснила Жерсанда. — Но я на это не рассчитываю. Я не могу представить его читающим газеты, его, которого ты описала мне как бродягу, акробата, скитающегося по горам и долинам.
Молодая женщина нахмурилась. В ее мечтах больше не возникал образ этого странного человека с чарующим взглядом. У нее появилось столько других забот! И ее терзали совершенно иные муки. Мысль о том, что Гильем находится в мануарии Лезажей, недалеко от города, ввергала Анжелину в странное состояние. Она испытывала одновременно негодование, эйфорию и нежность. Тело Анжелины еще помнило умелые ласки ее любовника, ласки, которые он ей навязал… или подарил, смотря как посмотреть на происшедшую сцену. И ей было тяжело расстаться с Анри, вновь доверив его старой даме и Октавии. Ребенок уже привык к дому на улице Мобек, к смеху Розетты, к нежности Анжелины. Особенно он привязался к большой белой овчарке, и это порождало проблемы. «У мадемуазель нет места для Спасителя, к тому же я не хочу с ним расставаться», — размышляла Анжелина.
— Энджи, о чем ты задумалась? — заволновалась ее благодетельница. — Ты действительно не хочешь, чтобы мы уехали? Но нам необязательно ехать далеко. Расстояния в тридцать километров вполне достаточно. Важно, чтобы ты не стала предметом сплетен, чтобы Гильем Лезаж не смог причинить тебе зло.
