Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
Внезапная догадка осенила ее – Белка даже ударила кулаком по баранке.
– Деньги! – крикнула она. – Ну конечно!
Все так просто и логично! Ведь они же сами талдычат об этом в каждой церкви! В каждой Библии написано об этом! Почему никто не видит и не слышит? Ведь Христос именно это имел в виду, когда говорил про верблюда и игольное ушко. Они же так любят своего Иисуса, так боятся угодить в ад. И отчего их рай так пресен и неинтересен, будто скучная история косноязычного родственника? Отчего он так схематичен, точно набросок ленивого студента? Ведь это же рай! Заветнейшая мечта каждого смертного – как же так? Где интерес, где, черт возьми, элементарное любопытство?
Посмотрите каталоги их домов, вилл, яхт – с каким сладострастием они углубляются в мельчайшие детали планировки, с каким вожделением описывают породы дерева половых покрытий, гобелены обивочных материй, с какой порнографической дотошностью изображают нежнейшие изгибы фаянсовых биде и писсуаров.
А ад? О, ад описан подробнейшим образом! С картами и схемами, поэтажными планами, ад изумительно систематизирован и запротоколирован – взвод отборных немецких архивариусов не сделал бы лучше. Мы все знаем про ад – кто куда и за что попадет, сколько стоит паромная переправа, даже имя паромщика нам известно. У нас есть информация и про запах – в аду стоит смрад: горящая сера и гниющие тела грешников заполняют ад невыносимым зловоньем. Там стоит тьма, адское пламя не дает света. Бесы нещадно мучают грешников, используя раскаленные колющие и режущие инструменты.
Но отчего же тогда наш мир устроен таким образом, что не оставляет ни малейшего шанса избежать этого скверного места? Отчего полдюжины смертных грехов стали не просто нормой, они превратились в цель жизни. Слава, богатство, чревоугодие, даже убийство: тебя наряжают в униформу, дают в руки оружие – и все, ты уже не убийца, ты герой.
Как говорил Саламанка? «Я придумываю правила, а вы по ним играете». Кто придумывает правила в этом мире? Кто?
– Я знаю… – Белка даже задохнулась. – Все так просто…
Если хочешь что-то спрятать – оставь на виду.
Ответ лежал на поверхности. Он был настолько логичен, что даже эта логичность казалась подозрительной.
– С дьявольской хитростью… – проговорила Белка. – Ведь так и говорят – с дьявольской хитростью.
По левому ряду, завывая и сияя, как рождественская елка, пронеслась патрульная машина, за ней другая. Герои сломя голову неслись спасать мир от очередного злодея.
48
Сан-Лоредо встретил ее упругим горячим ветром, летящим песком и мелким бумажным мусором, похожим на стаю обезумевших ночных мотыльков. Из пустыни надвигалась гроза. Над западной окраиной города на рваных облаках набухало малиновое зарево. Там был луна-парк. Зарево от его огней растекалось по небу, точно где-то там, за горизонтом, вовсю бушевал пожар.
– «Коллизеум», – усмехнулась Белка. – Попробуй – тебе понравится.
Зарево приблизилось, стало ярче. Пунктиром пестрых огней на кабинках и спицах выплыло чертово колесо, потом показались огни на верхушках каруселей, на мачтах качелей. Донеслась музыка, даже не музыка, а тоже пунктир – тупая басовая партия, неуклюжая, как танцующий цирковой слон.
Белка была спокойна, угрюма и спокойна. Ее пугало это спокойствие, оно было чужое, не ее: словно внутри поселился кто-то еще – некто самоуверенно мрачный и саркастично циничный, короче, сукин сын. Или сукина дочь.
Она свернула на Маркет-стрит. Она тут выросла, знала каждую скамейку, каждую выбоину на мостовой. Пятничная вечерняя толпа праздно плыла по тротуару, некто в шляпе весело окликнул Франческу – ей оказался мелкий барбос, задравший ногу у фонарного столба. Весело светились вывески знакомых магазинчиков и кафе, моргал неоновый калач (отчего-то изумрудного цвета) над булочной, – а сколько пломбира и эскимо было съедено вон в той кондитерской, где в витрине над пульсирующим конусом, изображающим вафельный рожок, один за другим зажигаются три волшебных шара – рубин, топаз и аметист. У входа в кинотеатр стояла очередь минут на пять. Белка прочла название фильма, засмеялась.
– Ну наконец-то начинает появляться хоть какой-то смысл в этой жизни!
У фильма было длинное и занятное название: «Харон и другие мерзавцы, которых ты встретишь на пути в ад».
Решив срезать, она поехала через Палисады, угрюмое гетто, куда стекались человеческие отбросы – наркоманы, пьянь, сумасшедшие. Полиция тут не показывалась даже днем. Дома стояли с заколоченными ставнями, стены были исписаны граффити, на мостовой валялся мусор, горы мусора. Попадались люди, в серых потемках едва различимые тени горбились на ступеньках или куда-то брели. Тип в долгополой шинели на голое тело попытался остановить ее. Белка нажала на клаксон и прибавила газ. Тип отскочил, долго матерился вслед, под конец неожиданно точно влепил пустой жестянкой в заднее стекло.
Кончились Палисады, дорога пошла через пустырь, потом покатилась мимо заброшенной фабрики, где когда-то, в другой жизни, работал ее отец. Черный корпус фабрики отодвинулся, как гигантский занавес, и из ночи, сияя и грохоча, выплыл луна-парк. Сквозь разудалую мелодию долетал истошный визг катающихся – хором орали падающие в «Башне смерти», отдельные женские вопли доносились с качелей «Седьмое путешествие Синдбада», тонко визжали дети на карусели «Русалочка».
Белка остановилась у шлагбаума. Высунувшись в окно, набрала код. Полосатая рука шлагбаума не двинулась. Белка набрала еще раз, медленно вдавливая каждую цифру. Тот же эффект. Она подала назад, остановилась.
– Давай! – крикнул сукин сын в ее голове. – Жми!
Белка хладнокровно утопила педаль газа. Колеса взвыли, плюясь щебнем. Шлагбаум разлетелся в щепки.
– Ну ты даешь! – похвалил сукин сын. – Высший класс!
Не оглядываясь, Белка прибавила скорость.
Саламанка был тут. Его мордатый «Лендровер», мерцая черным лаком, стоял у самого входа в контору. Белка, обогнув здание, въехала в тень трансформаторной будки и выключила мотор. Ее восхищало хладнокровие, с которым она действовала – определенно, тот сукин сын, с которым она сейчас делила тело, знал свое дело туго.
Она подошла к «Лендроверу», к хромированной решетке радиатора был прикручен номерной знак, вместо цифр там были буквы – «El Dios». Водительское окно, тонированное до черноты, было наполовину приспущено. Белка взялась за ручку, та мелодично клацнула, и дверь плавно раскрылась. В салоне зажегся янтарный свет. К зеркалу был привязан шнурок, на котором болталась деревянная фигурка Девы Марии, по-деревенски расписанная пестрыми красками. Из замка зажигания торчали ключи.
49
Саламанка говорил по телефону. Он сидел в директорском кресле, вытянув ноги и уперев каблуки сапог в край письменного стола. Их острые носы, украшенные серебряной чеканкой, хищно торчали вверх, к подошве одного прилип яркий клеверный листок, точно тайный знак.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
