– О каком кусочке ты говоришь? Хватит уже ходить вокруг да около!
– На дорожном покрытии нет никаких следов торможения… Как если бы ты сознательно бросился в пропасть.
– А…
Несмотря на то что в голове у меня еще был туман из-за лекарств, которые заставили проглотить врачи, я заметил, что она не хочет это обсуждать. И спросил прямо:
– Ты всерьез думаешь, что кто-то мог испортить мою машину?
– Ты не пьяница, не наркоман и не самоубийца. Внезапная неисправность маловероятна: машина почти новая, и ты поддерживаешь ее в порядке. Впрочем, дорога была скользкой, но ты это и сам знаешь. Однако почему ты даже не попытался затормозить?
– Но в самом-то деле кто мог испортить мою машину?
– Кто-то, кто не хочет, чтобы ты расследовал смерть Рафаэля.
Я попробовал подняться: лежание уже стало для меня тягостным. Но едва я пошевелился, грудь мне пронзил еще более жестокий приступ боли.
– Больно?.. Тебе надо отдохнуть.
– Я не намерен ни отдыхать, ни оставаться дальше в этой больнице, особенно с Кэти Бэйтс в качестве компании.
– Кэти Бейтс?
– Ладно, проехали… Знаешь, можно было бы подумать, что Рафаэль оказался в ненужное время в ненужном месте. Но после того, что ты сказала мне об отсутствии следов торможения, я больше не поверю в это ни на секунду. Этот несчастный случай, как по заказу, происходит именно тогда, когда я нападаю на след Александра после посещения института Карлье. Ты не находишь, что это уже чересчур?
– Что я нахожу чересчур, так это предположение, что люди из института могут быть причастны к этой автокатастрофе.
– Я не думаю, что это обязательно люди из института – скорее те, кто следит за нами и боится, что мы слишком приблизимся к правде. Существует некая тайна, и нам мешают проникнуть в нее; какое-то дело, связанное с Рафаэлем, Юлией или ее сыном. А возможно, и со всеми тремя одновременно.
Мы принялись обсуждать недавние события и продвинулись каждый в своих предположениях, одни из которых были реальны, другие, я бы сказал, из области фантастики.
Но тут в комнату вперлась моя любимая медсестра. Она несла странный и довольно оригинальный букет.
– Я уже говорила, что вам повезло, – есть люди, которые думают о вас, – сказала она, водружая букет и украдкой бросая взгляд на Камиллу.
– Откуда эти цветы?
– От обожательницы, – шутливо ответила она.
Я даже не притронулся к цветам.
– На самом деле их только что принес один из ваших друзей.
– Друг…
– Он недавно приходил, интересовался вашим состоянием и оставил для вас этот букет.
– Он уже ушел?
– Да, сказал, что не хочет вас беспокоить, что потом заглянет еще.
– Вы спросили его имя?
Медсестра приняла оскорбленный вид, без сомнения, наигранный, но…
– Мы здесь медперсонал, а не охранники. Но он оставил карточку.
С этими словами она пальцем показала на торчащий из букета кремовый картонный прямоугольничек.
Я спросил себя, кому может быть известно о моем присутствии в больнице и кто дал себе труд явиться сюда, причем даже не зайдя ко мне. Я открыл конверт и не поверил своим глазам, прочтя слова, написанные на картонке.
Увидев, как я внезапно побледнел, Камилла вскрикнула:
– Что происходит?
Не сказав ни слова, я протянул ей таинственную карточку, которую девушка вырвала у меня из рук.
Встреча на водопаде
Испанского моста
Завтра, 9 часов
Рафаэль
16
– Но ведь ты не веришь в этот розыгрыш? – воскликнула Камилла с заметным волнением.
Моя явная растерянность по поводу этого зловещего приглашения побудила ее настаивать:
– Это шутка очень дурного свойства, Винсент. Рафаэль умер, ты это хорошо знаешь. Кто-то играет на твоих нервах и на моих тоже.
– Но… эта подпись…
– Это не почерк твоего брата.
На самом деле я вряд ли смог бы узнать почерк Рафаэля и здесь полностью доверял Камилле.
Кто мог затеять эту жестокую игру? Я испытывал то же смешанное чувство, что и в прошлый раз, когда получил таинственный видеодиск и узнал о существовании Юлии и Александра: будто кто-то управляет мною, как марионеткой. Во всяком случае, я не собирался это ему позволить.
– Так или иначе, я пойду на эту встречу, кем бы ни был человек, пославший мне приглашение.
– Ты, наверно, шутишь. Возможно, тебя только что пытались убить, а ты собираешься броситься в пасть к волку?
– Может, это был всего лишь несчастный случай…
– Хватит играть, не верю ни одному твоему слову. Ты знаешь, что я права, и в то же время хочешь отправить нас в явно опасное место.
– Отправить нас? Нет… Теперь я прошу тебя держаться в стороне от этого дела.
– Вы только посмотрите на этого любезного услужливого кавалера! Месье собирается пожертвовать собой и оградить несчастную девицу от опасности… Ты за кого меня принимаешь?
– Извини, я совсем не это хотел сказать. Но посмотри правде в лицо: мы не знаем, что может ожидать нас на этой встрече. Не станем же мы так по-глупому увеличивать степень опасности.
Несмотря на то что Камилла пребывала в раздражении, мой аргумент, казалось, переключил ее внимание на более близкую реальность.
– А если предупредить полицию? Во всяком случае, это лучшее средство побыстрее добиться помощи, заставить их как следует изучить твою машину и обеспечить нам безопасность.
– Ну да, ты собираешься вот так заявиться к полицейским и выложить им нашу историю? И что мы толком можем им сообщить? У Рафаэля, возможно, есть сын – одаренный ребенок, мы навестили институт для маленьких гениев, и дальше что? Правда состоит в том, что в настоящий момент у нас нет ничего конкретного. Просто разрозненные куски, из которых не удалось составить единое целое. Для полицейского это не более чем любительские измышления, которые к тому же затрудняют им работу.
– Возможно, ты и прав, но они могли бы установить, что твоя машина была намеренно испорчена. И это послание с того света – явное доказательство, что какие-то люди что-то от тебя хотят.
– Во всяком случае, я знаю этих полицейских и не доверяю им.
Черт, я сказал слишком много. Моя последняя фраза не осталась незамеченной. Камилла ничего не знала о моей работе в полиции; в этом я был уверен. Рафаэль всегда умел хранить секреты: у него это было особое пристрастие, если не сказать культ. Вот почему он никогда не говорил мне о Юлии и Александре.
