Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Политтехнологии всегда искажают политическую реальность. И не стоит думать, что речь идет о банальном обмане, наоборот, обман в большинстве случаев не работает. В свое время, до гражданской войны, рейтинг российского президента Путина в регионах Юго-Восточной Украины был выше рейтингов всех украинских политиков, и кто-то из доморощенных украинских политтехнологов задумал наивный обман и запустил на выборы партию с названием «Партия политики Путина». Расчет был такой, что народ клюнет на фамилию самого популярного политика и проголосует. В списке «Партии политики Путина» шли персонажи, никакого отношения ни к политике, ни к Путину не имеющие, — обычные мелкие проходимцы киевского разлива, место которым — рядом с великим киевлянином Паниковским, между Прорезной и Крещатиком. Естественно, граждане не поддержали никакую «Партию политики Путина», потому что народные массы, может, и излишне эмоциональны, но уж точно не идиоты.
Также на выборах в начале 90-х российские граждане прокатили правящую партию либералов «Выбор России» во главе с Гайдаром, хотя и Гайдар был тогда премьером, и весь телевизор был в руках вместе с админресурсом. А вот уже на президентских выборах 1996 года Ельцина протащить во второй тур с Зюгановым удалось, и раздуть «красную угрозу» до невероятных масштабов тоже получилось. Потому что можно корректировать восприятие реальности массами, но изменить реальность невозможно.
Финансовый капитал в силу своей виртуальности и информационности крайне восприимчив к политическим технологиям. Или, скорее, политтехнологии являются порождением финансового капитала — политиков трудно купить напрямую, но мотивировать их решения намного проще.
И наконец, есть политтехнологии самого высокого уровня — когда влияют на восприятие реальности в глобальном масштабе, когда речь не о банальной конкуренции за пост, а о борьбе идеологических платформ. В современном мире идея должна быть продана как товар, потому что все люди — потребители. Примерно так рассуждает финансовый капитал, когда инвестирует в политические технологии.
Всего за тридцать лет уже выросло поколение, которое считает, что победу во Второй мировой одержал рядовой Райан, что высадка союзников в Нормандии была самой важной битвой с нацистской Германией, что СССР просто толкался с нацистами на границе, закидывая немецкую армию шапками и посылая восемнадцатилетних необстрелянных пацанов врукопашную с помощью заградотрядов.
Поверило общественное мнение, что у Саддама Хусейна было химическое оружие? Поверил обыватель, что малазийский «Боинг» сбила российская армия по личному приказу Путина? В этнические чистки Милошевича? В нарушение прав человека Муаммаром Каддафи?
ИГИЛ, который сегодня изображают главным врагом человечества, всего два года назад был «повстанцами, которые борются против тирана Башара Асада». Усама бен Ладен, которого не так давно ликвидировал спецназ США как террориста № 1, в середине 80-х был идейным борцом с советскими интервентами в Афганистане.
Украинские граждане добровольно поучаствовали в кровавом спектакле Евромайдана, чтобы поменять воров и мошенников во власти на грабителей и убийц.
Все это результат искажения политической реальности. И основная борьба идет на уровне идеологии и мировосприятия.
Аналогично обстоят дела и в сфере колонизации финансовым капиталом: вера в невидимую руку и либеральные реформы является таким же искажением реальности, как химическое оружие Саддама Хусейна и Евромайдан.
Либеральный глобализм как идеология и политическая платформа — это такая же политтехнология, как и перестройка с ускорением. Шоу-политика в чистом виде, за которой нет никакого политического содержания, а есть только внешнее управление в виде рекомендаций МВФ и модных консультантов по реформированию экономики.
Либеральный глобализм — сугубо экспортная политтехнология, которая не применяется в самих США, Великобритании и Евросоюзе. Там никто не разрушает собственное государство только для того, чтобы какая-то невидимая рука все расставила по своим местам.
Либеральный глобализм — это такой же идеологический товар, как и телесказка о рядовом Райане или советский милиционер Иван Драго в исполнении Арнольда Шварценеггера.
Однако, в отличие от кинематографа, речь идет о конкуренции государств и колонизации финансовым капиталом, поэтому искажение реальности поставлено на самом высоком уровне: нужно ввести в заблуждение не только массы, как на обычных выборах, но и правящие элиты конкурентов по мировой войне, чтобы они искренне поверили в либеральный глобализм, чтобы реформы проводились добровольно и с песней. Так же добровольно, как голосуют за мэра, потому что «он нашенский».
Поэтому задача состоит не только в искажении реальности, но и в формировании из представителей глобального класса будущей правящей элиты колонизируемой страны. Так появляются проекты вроде Высшей школы экономики в Москве или Киево-Могилянской академии в Киеве.
Кадровый потенциал носителей идеологии либерального глобализма надо готовить системно и с прицелом на занятие государственных постов. Если мы посмотрим биографии членов финансового блока правительства РФ, топ-менеджеров крупных корпораций и сотрудников администрации, то увидим, что молодое поколение «40 минус» уже широко представлено выпускниками ВШЭ. Этот вуз, где вера в невидимую руку и либеральные реформы является базисом, уже стал кадровым ПТУ для правящей партии и правительства.
Именно на инфицированность правящих элит идеологией либерального глобализма сделал ставку финансовый капитал в Третьей мировой. Идеологическая нестойкость элит и непонимание ими сути мировой войны и роли государства в ней — одна из самых главных угроз для России. Именно в этом заключается опасность проиграть Третью мировую, даже не вступая в горячую стадию противостояния. Так же как проиграли холодную.
Итак, разрушение государства — основа идеологии либерального глобализма. Идеологии экспортной, которая поставляется в страны с недоразвитым капитализмом, несамостоятельными элитами, в страны, уязвимые для финансового капитала.
Говорить о том, что либеральный глобализм является каким-то преступлением по отношению к России, Беларуси или Казахстану, не совсем верно, потому что эта идеология исходит из того, что требуется создать всемирный рынок, который, как и любой рынок, должен регулироваться не государствами, а участниками этого рынка. То есть тем самым финансовым капиталом. Корпорации выполняют функцию приводных ремней финансового капитала, которые внедряют на практике либеральный глобализм.
При этом образ будущего без государства очень предметно показан в современном кинематографе. Фантастика — интереснейший жанр в литературе и кинематографе, потому что показывает то, каким видят будущее современники. Фантастика — это не просто фантазии творца, это как будто проекция настоящего в других условиях, плод надежд или результат страха. Если в конце XIX — начале XX века полет фантазии был направлен на поиск новых технологий, которые должны изменить будущее (так появились «Наутилус» Жюля Верна, человек-невидимка Герберта Уэллса и гиперболоид Алексея Толстого), то к 1930-м годам в будущем искали новые формы социальной организации — этим занимались Беляев, Платонов и даже Булгаков. Последний скорее высмеивал социальные утопии, однако на самом деле антиутопия является такой же утопией, только с мрачным исходом. В европейской культуре появляются Франц Кафка и Альбер Камю. Межвоенное поколение уже волновал не технический прогресс, а способность человека быть человеком — Первая и Вторая мировые войны поставили перед культурой вопросы, о которых ранее мало кто задумывался. Тема справедливости общества и государств без войн создала новое поколение фантастики, которая предсказала покорение человеком космоса. После полета Гагарина в культуре наступает интересный момент — кажется, что будущее уже наступило и покорение Венеры, Марса и галактик лишь вопрос времени. Фантасты делают все более дерзкие прогнозы, в фантастических романах 1960–1970-х люди уже колонизировали Луну и готовятся к высадке на Марс и Плутон.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
