«Я раньше страдал из-за того, что никогда в жизни не буду заниматься сексом с другой женщиной», – добавил Нельсон из глубины своего кожаного кресла. Пока Пэсси готовила обед, он описал две-три свои беседы с женщинами на мероприятиях, которые они посещали в отелях соседних штатов каждые несколько месяцев за последние семь лет. Его голос был каким-то механическим, сконфуженным. Он не был праздничным.
«Я хотела отбросить все запреты. Я решила, что она будет моим образцом для подражания», – сказала Пэсси о женщине в шляпе в полоску.
«Оглядываясь назад, я думаю, что у Пэсси было сильнее выражено желание других партнеров, чем у меня, – сказал Нельсон. – Я думаю, что она ощущала это желание перед той первой поездкой».
«Подсознательно», – заметила она.
Она поставила на стол корзинку с хлебом. Их сельский регион считал это своим изобретением.
«Мы все еще занимаемся сексом друг с другом». Ему казалось важным, чтобы я это знал.
«Нельсон мой муж, – сказала Пэсси. – Я люблю его. Он отец моих детей. Когда я говорю, что люблю его, я имею в виду именно это». Она объяснила, что на мероприятиях, прежде чем уйти с другим мужчиной, она удостоверялась, что у него был кто-то, с кем можно было «поиграть».
«Я сообщаю им некий парадокс», – Мин говорила о методе, который она опробовала всего с несколькими из обращавшихся к ней пар. Она сказала, что большинство из ее пациентов не были готовы к этому, они не хотели брать на себя такой риск. В ее предписание не входило ничего похожего на кардинальное изменение образа жизни, но требовало своего рода выхода за привычные границы, а это означало отказ от ощущения полной безопасности.
Она вернулась к фразе, к идеалу, который критиковала раньше: «Ты – моя вторая половина». Поиск любимого, способного воплотить эти слова, томление по любви без оговорок и границ, поиск идеального союза, ощущение, что наши партнеры должны дать нам то, что дали нам, или мы полагаем, что нам должны были дать, наши родители, стремление постоянно получать позитивные подкрепления: скажи мне, что я особенный, скажи мне, что я красива, скажи мне, что я умен, скажи мне, что я успешен, скажи мне, что ты любишь меня, скажи мне, что это навсегда, что бы ни случилось, пока смерть не разлучит нас, – это, по мнению Мин, лишь немногим больше, чем детский плач. Тем не менее большинство из нас так и не смогли пережить крушение этих надежд. Большинство из нас не могли оставить тоску по тому, кто сделает нашу жизнь наполненной, будет постоянно убеждать нас в нашем совершенстве и обеспечит нас уверенностью в себе, потому что отказ от надежды на это будет означать признание, что мы неизбежно идем по жизни в одиночестве, и, если нам повезет, любовь будет поддерживать нас на этом пути, но, по большому счету, каждый идет по жизни самостоятельно. Немногие из нас хотят пройти такой путь.
«Для того чтобы существовала сексуальная привлекательность, должен быть некто Другой», – сказала она. Все же, пытаясь спастись от одиночества, мы прилагаем титанические усилия для того, чтобы добиться единения с этими Другими. Мы бьемся, цепляемся за них. Мы молимся о том, чтобы наше собственное «я» уступило дорогу нашим желаниям, чтобы наши души слились воедино. И когда мы пытаемся сжать до минимума дистанцию между нашими личными жизнями, эрос – одна из сил, которые мы используем в этой борьбе, – страдает первым и гибнет. Она не считала, что партнеры не должны обращаться друг к другу за поддержкой и утешением. «Любовь должна существовать в самых разных измерениях». Однако у большинства из нас, по ее мнению, что-то не складывалось: слишком большую силу набирало стремление зависеть от партнера, получать от него поддержку и защиту.
Когда мы пытаемся сжать до минимума дистанцию между нашими личными жизнями, эрос страдает первым и гибнет.
Ей нравилось спрашивать у пар, которые особенно старались преодолеть проблемы: «Почему она должна желать вас?» или «Почему он должен желать вас?» Она требовала: «Скажите мне, что в вас может вызывать желание… И порой они смотрят на меня так, как будто хотят сказать: поверить не могу, что вы спрашиваете меня об этом! Иногда они слышат в этом оскорбление, порой мой вопрос повисает надолго. Но постепенно они понимают, что€ именно я делаю. Я хочу, чтобы они сосредоточились на том, что происходит, знали, в чем дело. Я хочу, чтобы они поработали над тем, что они считают в себе наиболее желанным, чтобы они усилили то, что им кажется в них наиболее сильной стороной. И я хочу, чтобы они подумали о том, чего они сами желают увидеть в любовнике, и попытались сами стать такими. Я хочу, чтобы они улучшили себя».
Метод Мин включал также различные хитрости. На обед в ресторане нужно приходить порознь. Ночь свидания следует организовывать по определенным правилам, и прежде всего нужно назначать это свидание. Необходимо использовать все возможности, чтобы посмотреть на супруга со стороны, глазами постороннего человека. «Если мне удается, я стараюсь заставить посмотреть, как их партнер делает что-то, что не имеет к ним никакого отношения. Когда я вижу, что мой муж делает литературный доклад, а я стою в последнем ряду, то он кажется мне удивительно привлекательным. В этот момент он ничем не связан со мной и мой взгляд на него практически не отличается от взгляда совершенно постороннего человека».
«Ничто из этого, – добавила она, – не будет приводить к чему-то захватывающему ни каждый раз, ни даже в половине случаев. Вы будете заниматься любовью так, как привыкли за все прожитые годы. Но иногда, поскольку ваша привязка порвалась, с вами может произойти удивительный мгновенный парадокс, краткое, но абсолютное слияние. Речь идет о том, что в самый разгар секса вы смотрите друг на друга и чувствуете, что погружаетесь в глубины чужого “я”. Это невероятно, изумительно. Вы задерживаете дыхание и погружаетесь в самую глубину. Это единство. Это сплав двух людей, это момент, в котором вы едины и одинаковы. Это полное ощущение “я – это ты, ты – это я, и я не знаю, где начинается мое тело и где кончается твое”».
* * *
Элисон знала, что, если бы только отказ Дерека играть в баскетбол удерживал ее от приезда на игры Blazers, она быстро прочитала бы себе нотацию и снова оказалась бы на поле в роли наблюдателя. Если бы не полнота Дерека, его суета в роли мальчика с полотенцем и надоедливые комплименты других матерей, она сказала бы себе, что их похвалы, вполне вероятно, были по-своему искренними, и напомнила бы себе, что ее сын, по сути, был энергичным и удивительно чистосердечным ребенком. Хотя она, возможно, чувствовала, что намного лучше быть матерью ведущего игрока Blazers, а не энергичного служащего команды, тем не менее она нашла бы в себе боевой задор, чтобы ходить в общественный центр каждую субботу.
Однако главным образом ее изводило то, что ее незначительные проблемы с Дереком и баскетболом зеркально отображали ее проблемы с мужем и жизнью в целом, проблемы, которые невозможно было игнорировать с той же легкостью. Элисон старалась не проводить параллелей. Поскольку она была занятой женщиной с успешной карьерой, порой ей удавалось не заострять на этом внимание. Но она была также думающей женщиной, которая инстинктивно нащупывала существующие связи. Томас был пухлым, он никогда не тянул на атлета, и его одержимая преданность обучению приемам баскетбола школьников младших классов была аналогична энергичной беготне Дерека с полотенцами. Однако новая роль Дерека в команде все равно проявляла лучшие качества, которые в нем были, в то время как упорное стремление Томаса привить баскетбольные основы школьникам было его сутью.
