Мнение о Сибири Норденшельда нам всегда надлежит твердо держать в своей памяти.
«А потому пустить иностранцев бесконтрольно хозяйничать в Сибири, составляющей наш Hinterland, было бы непростительною ошибкою. Старания Уоткинса и похвальные, с английской точки зрения, домогательства сэра Роберта Мориера могут быть вознаграждены и удовлетворены, лишь пока они не вредят русским интересам.
Охрана их доверена нашему финансовому ведомству, уже с достаточной определенностью заявившему свои взгляды на вопросы подобного рода. Мы не сомневаемся, что и в данном случае оно окажется на высоте своего призвания».
Восточное обозрение, 1891
Казаки, служилые люди, вольные промышленники стали во главе русских людей, осваивавших обширный край. Это были незаурядные представители своего времени, сильные и выносливые воины, умелые строители, удачливые вожаки.
Только таким было под силу днями и ночами рубить острожки и зимовья, строить лодьи и кочи, а потом, не ведая времени, на собственный страх и риск плыть по неизученным рекам, коварным и своенравным. «А путь лужен и прискорбен и страшен от ветров», – писали они в своих посланиях и челобитных. Зимой вместо лодок использовали лыжи. Взвалив тяжелую поклажу, шли, отчетливо сознавая, что впереди не ждет их ни теплый дом, ни семейный уют.
Известный исследователь освоения Сибири В. В. Покшишевский писал: «В короткие перерывы между своими походами, попав на время в гарнизон того или иного острожка, землепроходец жил в наспех срубленной избе, до отказа переполненной казаками, случайно застрявшими в «городе» промышленниками, гулящими людьми. Но привычка к странствиям, азарт открывательства не давал ему долго засиживаться на одном месте. Да к тому же «людской материал», которым в Сибири располагало московское правительство, был настолько малочислен, что только постоянная переброска людей с места на место, использование их для самой разнообразной деятельности позволяли кое-как справляться с возникающими задачами. Недаром в казачьих челобитных, почти как установившаяся формула, постоянно повторяется: «И был я, государь, во всяких твоих службах: и в пешей, и в конной, и в лыжной, и в стружной, и в пушкарях, и в защитниках, и у строения острогов, и у собора твоего, государь, ясака, и в толмачах, и в вожах». Очень часто землепроходец, этот инициативный «опытовик» и «передовик» был грамотен.
Благодаря его «сказкам» и «отпискам» не только Россия, но и другие страны узнавали о новых народах, языках, реках и проливах, морских путях, земных богатствах и природных явлениях. Русский землепроходец по мере сил выступал не как завоеватель и действовал в рамках тех традиций и опыта, которые существовали тогда в государстве.
В новых для себя землях старался как можно быстрее подружиться с местным населением, часто привлекая его к своей государственно полезной деятельности. Вот почему в такой короткий срок и так мирно огромный край от Уральских гор до Ледовитого океана вошел в состав Русского государства. С присоединением Сибири Россия становится не только европейской, но и азиатской державой.
* * *
…Тройка мальчишек медленно приближалась.
Степан прижался к забору, дальше отступать было некуда, и он приготовился к драке.
– Погодите, чалдоны несчастные. Уж приедем с Алешкой да Матюхой, то-то будет вам подарочек на праздничек. Накостыляем будь-будь!
– То когда будет, – не остался в долгу самый маленький из нападавших. – А мы тя щас одарим!
– Воронье каркает, покуда в стае, а по одному щебечет, как воробушек. Фьють-фьють. По одному слабо?
Озадаченные последними словами, мальчишки остановились, переглянулись и, видимо, молча пришли к единому мнению.
– Ладно, давай по одному, – рассудительно, по-деловому, протянул все тот же мелкий пацан. – Со мной будешь?
– Да все равно мне, только по правилам, без подножек и под дых чтоб не бить!
– Ладно…
Неизвестно, чем бы кончилось дело, но неожиданно тройка нападавших, как по команде, развернулась в сторону дороги.
– Тикайте, пацаны, – крикнул маленький заводила, и мальчишки, к полнейшему удивлению Степана, разбежались по проулкам.
Степану стало не по себе. Он услышал конский топот и различил пыльную змейку, которая быстро приближалась. Вскоре показался всадник. Чуть старше Степана, но по тому, как он держался в седле, как ловко соскочил с коня, можно было без ошибки сказать, что наездник он бывалый.
Конь, разгоряченный галопом, мотал головой, закусывал удила, пофыркивая, бил передними копытами и словно пританцовывал на месте.
– Тихо, Ветерок, – тихо успокаивал лошадь нечаянный спаситель Степана, разглядывая его с явным любопытством.
– Смотались дружки?
– Ага, разбежались кто куда.
– Дрались?
– Да нет, не успели. Ты всех распугал.
– Лезли почто?
Степан пожал плечами.
– Ты ведь не здешний?
– Из Енисейска. С отцом экспедицию готовлю, а они пристали.
– Про экспедицию слыхал… Так это тебя, значит, Степаном кличут? Ну привет тогда. Меня Семкой зовут.
Семка соскочил с коня и протянул руку новому знакомцу.
– Чей будешь, купеческий?
– С чего взял?
– Конька у тебя – загляденье. Вон как играет.
– Ничей я. Сам себе хозяин. Никого у меня нет. Отец с мамкой на прииски ушли, меня с теткой оставили. Так и живем, а где они – никто не знает. Уже много лет прошло. Тетка злющая, спасу нет. Чуть что – сразу взашей. Ну я от нее и сбег. У трактирщика за стол и одежу горбачусь. Я все могу – научился. А теперь у меня Ветерок есть. Он мне помогает. Кому чего подвезти-вывезти, дров из лесу натаскать, корову пригнать – че надо, то и могу!
Степан приценочно поцокал языком, оглядывая коня.
– Откуда такой?
– У Лютого сын плавать толком не умеет, а поспорил, что до острова, ну того, что у нас на Ангаре напротив пристани, вплавь доберется. Река-то на вид спокойная, да норовистая. Течение дурное, не всяк ту протоку ухватит. Так чуть не утоп пацаненок. Рыбачил я как раз – и увидел. Успел. Вытащил его на берег. Тяжелый дуралей, хоть и малец. Лютый узнал про то, жалованье не увеличил, зато коня подарил. Все дивились, как это он такого красавца отдал, не пожалел. Прилюдно отдал и сказал еще: этот конь отличный, а сын – самое дорогое, что есть. Так что будет справедливым коня за наследника отдать. В таком деле, дескать, жадничать – только Господа гневить… Плывете-то далеко?
– На Подкаменную.
– Здорово, я бы с вами подался, да решил с комедиантами уйти. Гармонист, Липкин отец, сдавать стал, совсем ослаб чего-то. Ему гармошку-то таскать тяжело, не то что представления делать.
Обещал выучить кнопочкам. Да и от тетки мне уйти надо – заела.
