– Но чего же он от меня хочет? – непрофессионально спросила я у Виктории.
– Я спрашивала его: что вы там делаете? Он сказал: говорим о самом обычном.
И вот тут я догадалась: Сережа, с его неоднократно и трагически разорванной биографией, с моей помощью строил для себя «точку отсчета»! Ухватившись за мои слова, он хотел разобраться, что такое «обычное» и от чего ему самому следует отталкиваться в своих оценках происходящего вокруг.
На следующей встрече я озвучила свою гипотезу. Сережа надолго задумался, потом неуверенно кивнул: может быть…
«Наверняка!» – подумала я, потому что именно с этого момента он стал рассказывать о себе. Местами его рассказы были черны настолько, что у меня перехватывало дыхание: не должно быть такого опыта у десятилетнего ребенка! Но он-то видел все это как норму человеческого существования…
– Виктория! – сказала я однажды. – Без вас тут не обойтись. Понимаю, как вам это будет трудно, но тем не менее: вы должны рассказать Сереже вашу собственную историю чувств – от депрессивного поселка, через нравы рабочих общежитий, к поиску и наконец обретению любви. Ничего не приукрашивайте, его собственный опыт таков, что… Надо, Вика, надо! – и я, как она сама делает, рубанула воздух ладонью, отметая все возражения.
Виктория не смогла. Рассказывала эмпатка Надя по подготовленному Викторией тексту, добавляя от себя и время от времени заливаясь слезами. Сережа слушал хмуро и сразу по окончании, ничего не сказав, ушел на улицу.
– Он сказал: «Верните меня в детдом, вам всем без меня только лучше будет».
– Знаете, что ответить? – спросила я у Виктории.
– Не верну! – застоявшийся поликлинический воздух шевельнулся от движения пронесшейся мимо ладони.
– Надо ответить так: «Моя первая любовь – это ты, Сережа. Именно ты научил меня любить. Я никогда не предам тебя».
Я могла только кивнуть.
Памяти товарища Сухова
– Проблема у нас такая: она плачет все время, как мы куда-нибудь приходим, – сказала молодая и очень красивая узбечка по имени Гузаль.
Ее дочь Бахмал, которой уже скоро должно было исполниться три года, спокойно обходила кругом мой кабинет, рассматривая игрушки.
– Ну вот, вы же ко мне пришли, а она не плачет, – заметила я.
– Бывает… – сказала мать.
При этом девочка не ответила ни на один мой вопрос, а разрешение взять игрушку спрашивала жестом или нечленораздельным бормотанием.
– Бахмал вообще разговаривает?
– Почти нет. Несколько слов говорит – «мама», «папа», «пить»…
– На каком языке говорят в семье? На каком языке говорят с Бахмал?
Гузаль говорила по-русски с акцентом, но согласовывала слова и строила предложения практически без ошибок.
– На русском, только на русском. Муж вообще узбекского не знает.
– А вы?
– Я знаю, конечно, – обаятельная улыбка.
– Я имела в виду: на каком языке вы говорите с дочерью?
– Тоже на русском. Только песенки иногда на узбекском пою.
– Когда вы приехали в Санкт-Петербург?
– Четыре года назад, чуть больше. Бахмал здесь родилась.
– Расскажите подробней, как родилась и развивалась Бахмал и что вас сейчас беспокоит. И дайте мне карточку…
Беременность и роды без патологий. Невропатолог ставит девочке 1 группу здоровья (что сейчас, если честно, редкость). Мать молода и тоже здорова, выросла в поселке (ауле?) где-то под Хивой. Сейчас семья полная: мама, папа, бабушка, дедушка (со стороны отца). Бахмал все обожают. При всем этом у девочки сильная задержка развития речи и очень странное социальное поведение. До самых недавних пор у нее начиналась истерика даже при входе в автобус. Она часто отказывается заходить в магазин, и ее приходится тащить. В поликлинике она не позволяет врачам до себя дотронуться. Если совсем расстраивается и боится, может сама вызвать у себя рвоту. Никуда не отпускает от себя мать. Пробовали отдать ее в ясли, там она месяц сидела в углу и плакала, ничего не ела и не давала никому себя успокоить. В конце концов бабушка с дедушкой велели невестке не мучить ребенка и оставить Бахмал дома. Воспитатели в яслях в принципе это решение поддерживали.
– А как Бахмал ведет себя дома?
– Когда мы с ней вдвоем, все в порядке, – говорит Гузаль. – Она меня слушается, может сама поиграть, поесть, раздеться. А как бабушка с дедушкой придут – все плохо! Кормить – только с ложки, если что-то не дать – падает и кричит.
– Бабушка с дедушкой сразу дают?
– Конечно. Говорят: «Она маленькая, не понимает еще, начнет говорить, тогда уж…»
– А она всё не начинает и не начинает… – пробормотала я в раздумье.
Уже понятнее, но все равно противоречивого поведения родственников при отсутствии неврологии мало для всего букета симптомов. Есть что-то еще, что от меня пока ускользает. Не все симптомы Бахмал принадлежат ей. Но кому?
– Гузаль, а вы пытались выработать какую-нибудь общую воспитательную стратегию со своими старшими родственниками? Ведь для ребенка вредно…
– Нельзя, никак. Они меня слушать не будут.
– А на чьей стороне муж?
– На стороне телевизора. Как придет с работы, так туда. А вообще – как мама с папой сказали…
– Но это же ваша семья. Вы же могли бы поговорить с ним отдельно, объяснить ему. Когда вы идете куда-нибудь вместе…
– Мы не ходим никуда. Один раз за три года в кино были. Родители говорят: «Зачем деньги тратить?»
– Гм… Но вы могли бы и сами постараться. Ведь когда-то, до рождения Бахмал, вы понимали друг друга. Вспомните то время, когда он за вами ухаживал…
– Не было того.
– Как это не было?!
– Они тут, в Петербурге, давно живут. Тридцать лет уже. А женить сына на родину повезли. За месяц всё – приехали, узнали, и свадьба была. Потом сюда уехали.
Вот оно, оказывается, как. Достаточно преуспевшие, по меркам земляков, давно закрепившиеся в северной столице узбеки решили, что пора женить сына. Поехали на родину, выбрали и купили себе там красивую, умную, образованную, воспитанную и здоровую невестку. Привезли сюда. Здесь она живет по сути на положении инкубатора для наследников, няньки и домработницы. Сразу, как забеременела, родители сына отселили ее спать в отдельную комнату – нечего, все важное уже случилось, вдруг ребенку повредит? Сын подчинился. Зарабатывают в семье сын и отец. Женщинам выдают деньги строго на хозяйство. Сходить с дочкой в зоопарк считают баловством, «да и она в метро будет плакать, зачем?»
