Он резко сел, напряжение требовало хоть какого-нибудь действия. Она тоже поднялась, но медленнее. Так медленно, что казалась измученной или раненой. Натянула простыню себе на грудь и скрестила руки. Облизнула губы. Откашлялась.
Роб готов был выпрыгнуть из кожи. Когда же прозвучит ответ?
— Я знаю, это трудно — объяснить разницу между желанием и любовью, — осторожно начала она.
Нет, нетрудно. Они такие же разные, как солнце и снег. Никто не сможет спутать эти два чувства, подумал Роб. Разве только… разве только Алекс могла. Оцепенение становилось тяжелее, расползалось по телу.
— И иногда, когда желание становится очень сильным, может показаться, что это любовь. — Она помолчала. — Но это не так. А я не хочу делать вид. Если то, что ты чувствуешь, — всего лишь влияние гормонов, то пусть так и будет. А я не хочу, чтобы ты называл это любовью, думая, что мне от этого станет лучше.
Оцепенение раскололось на миллион кусков, и каждый был острый, как бритва.
— Подожди минуточку, Алекс. Ты думаешь, что я не чувствую того, что говорю?
Она обернула вокруг себя простыню и завязала узлом.
— Думаю, что чувствуешь, но это неправда, это только потому, что… потому, что ты хотел меня.
— Думаешь, что я говорил это, потому что хотел секса?
Вздрогнув, она подняла глаза:
— Да.
Роб стиснул кулаки. Вывернув наизнанку душу, он открыл свое сердце, а она так и не поверила ему. Вся их близость была притворной — он почти умирал от любви, а она убегала, отталкивала его.
— Алекс, разве это не близость? Это то, что приходит с любовью.
Но в ее лице было только недоверие.
— Ты никогда не говорил этого раньше, — ответила она.
— Нет. Мне потребовалось много времени, чтобы все понять. Я не искал любви, и это удивило меня. Но я никогда не говорил того, чего не чувствовал. Теперь я сказал это, и я сказал серьезно. Думаешь, я бы попросил тебя выйти за меня замуж, если бы не любил?
Алекс покачала головой, ее подбородок упрямо затвердел.
— Я не знаю, на что ты способен, когда чувствуешь сильное желание.
Робу захотелось встряхнуть ее. Как она может отказываться понимать то, что было так очевидно?
— Алекс, секс был хорош, но просто секса недостаточно для брака. Я люблю тебя и хочу прожить свою жизнь с тобой. Я хочу, чтобы ты пахла корицей и ванилью; хочу отремонтировать этот разваливающийся дом раз и навсегда; хочу, чтобы мы состарились вместе. И даже хочу близнецов. Вот почему я решил жениться на тебе.
Алекс гневно посмотрела на него.
— Послушай, я пытаюсь спасти себя от большой боли и не хочу притворяться. И когда ты перестанешь чувствовать такую… такой… голод, ты будешь рад, что я так поступила.
— Нет. Это ни от чего не спасет! Ты собираешься оттолкнуть счастье. И все только потому, что однажды, много лет назад, твой первый брак не удался. — Он остановился, только чтобы перевести дыхание, и продолжал: — Алекс, я не Джек. А ты уже не такая, какой была тогда. Прошу, верь в то, что есть у нас. Ты можешь, ты должна верить мне.
Она покачала головой.
— Я верила. — Она поправилась. — Я почти верила. Но ты ушел, потому что я хотела обязательств. Почему я должна верить тебе теперь?
— Потому что ты любишь меня, а я люблю тебя; а если ты сейчас не используешь этот шанс, то проведешь остаток жизни, прячась за своим фартуком… делая рулеты с корицей. Но даже лучшие в стране рулеты — это еще не жизнь. — Он сжал ее руку, словно пытаясь передать свои чувства. — Алекс, подумай об этом, — настойчиво произнес он. — Мы могли бы стать семьей. Мы могли бы проводить наши дни и ночи вместе. Мы могли бы быть друг с другом до конца своих дней.
Он ощущал ее нерешительность. Она снова покачала головой:
— Нет. Я не пройду через это снова. Не хочу, и не заставлю пройти через это детей.
Роб потянулся за своей одеждой.
— Не прячься за Шеннон и Дарси. Они бы заставили тебя ответить «да», полностью отдавая себе в этом отчет. — Он рывком надел брюки и туфли и натянул на грудь мокрую футболку. — И они были бы совершенно правы.
Он вышел из комнаты. Алекс ждала, что услышит его шаги по лестнице. Вместо этого она услышала ругательство и шаги в ванной. Она услышала звяканье и лязг — что-то с силой ударилось о корзину для мусора.
Она нашла халат и пошла на звук. Роб лежал под раковиной и, чертыхаясь, закручивал трубу.
— Что ты делаешь?
— Чиню эту чертову трубу, которую я попросил близнецов испортить. Только тогда я смогу уйти.
Еще несколько раз с усилием повернув гайку, он вылез из-под раковины и швырнул гаечный ключ в сумку с инструментами. Потом встал, огромный и злой, и вышел. Его шаги прогрохотали по лестнице. Взвыл мотор грузовика. Раздался шум гравия из-под колес. И все звуки стихли.
Дом стоял безмолвный. Покинутый.
Алекс спустилась вниз и вошла в свою маленькую пекарню. Такую компактную, функциональную, даже красивую. Можно было гордиться своим делом.
Но это не жизнь.
Нет. Не жизнь.
Пройдя в гостиную, миновала два рюкзака и сдутый волейбольный мяч. «Но девочки… я сделала это частично ради них».
«Ты имеешь в виду девочек, о которых собиралась справиться пару часов назад?»
Алекс застонала. Она схватила телефон и набрала номер. Трубку сняла Дарси.
— Это ты, Дарси?
— Да. — Тут она отвернулась от телефона и крикнула: — Шеннон, это она. Возьми параллельную трубку.
Алекс услышала щелчок снятой второй трубки, и сразу же раздался голос Шеннон:
— Ну, расскажи нам все-все.
— Вы определили дату? — вклинилась Дарси.
А потом они обе затараторили так быстро, что невозможно было понять, кто что говорил.
— Мы же знали, что все получится.
— Ведь говорили же тебе, какой он замечательный, а?
— Мы уже нашли платья в универмаге…
— …для свадьбы. Розовое для меня и зеленое для Дарси. Они просто чудо…
— …и даже не очень дорогие.
— Разве не здорово, как мы придумали свести вас вместе? Роб был…
— …так взволнован, что наконец увидит тебя после всех этих попыток, когда ты отказывала. Мы добавили…
— …целую кучу всякой всячины в слив, только чтобы потребовалось больше времени на ремонт. И были совершенно уверены…
— …что это не займет много времени, потому что он любит нас так сильно.
Они говорили и говорили, возбужденные, счастливые.
— Откуда вы взяли, что он так сильно любит нас всех? — спросила она, прорываясь в разговор.
