– Что там у тебя случилось?
– Да я уронил этот хренов пульт от телевизора и не могу его подобрать.
Ну да, медведь – это еще мягко сказано. Франческа оглянулась на нее и с извиняющимся видом пожала плечами:
– Хьюстон, выбирай выражения. У нас гость.
– Деннис и раньше слышал, как я ругаюсь.
Джози остановилась в конце холла и осмотрелась вокруг Хьюстон сидел на краю кушетки, вытянув ноги перед собой. Рана на ноге была замотана, а правая рука на лангете полностью забинтована и перевязана. На нем были свободные серо-зеленые шорты и белая майка.
У нее пересохло во рту. Он выглядел превосходно, очень мужественным и разозленным, когда, нагнувшись над краем кушетки, пытался дотянуться до пульта, осторожно сохраняя равновесие.
– Это не Деннис, а твоя милая малышка Джози. – Джози слегка поежилась при слове «малышка». Хьюстон вскинул голову.
Что, кроме удивления, можно было увидеть в его светлых глазах?
Радость, нетерпение, любопытство? Она не могла сказать. Он снова был непроницаем, на его лице не отражалось ничего, словно он надел марлевую повязку.
– Доктор Эдкинс, – произнес он. – Какой сюрприз!
Его тон разозлил ее, внутри вспыхнуло неудержимое раздражение. Они же были не в больнице. Она переспала с ним всего в двух футах от того места, где он сейчас сидел, как раз за тем кофейным столиком, всего четыре дня назад, а потом она же зашила ему покусанную ногу. Он мог бы звать ее просто Джози.
Ей пришлось проглотить готовый сорваться с губ упрек, учитывая, что его мать стояла рядом.
– Я хотела посмотреть, как тут у тебя дела. – Она широко улыбнулась! – Подумала, возможно, тебе пригодится дружеская поддержка.
Прежде чем Хьюстон успел что-либо ответить, мать коснулась ее руки:
– Как это мило с вашей стороны! Вы не заняты сейчас, cаra?[1]Я хотела бы выскочить в супермаркет, поскольку у Хьюстона хоть шаром покати в холодильнике. Но мне не хотелось бы оставлять его одного. Вы не посидите с ним часок?
Хьюстон выглядел недовольным, явно показывая свое отношение к тому, чтобы остаться с ней наедине.
– Мам, мне не нужна сиделка. Ты можешь отправляться в магазин, когда тебе вздумается.
И это заявляет человек, который не в состоянии подобрать упавший пульт. Хотела бы она посмотреть, как он удержит в руках какую-нибудь еду или сходит в туалет, не шмякнувшись лицом об пол.
– Я с удовольствием побуду с ним, миссис Хейз. Не спешите. – Джози обошла кофейный столик и подобрала пульт. Она положила его у левой руки Хьюстона, с улыбкой погладив ее.
Он, прищурившись, взглянул на нее:
– Спасибо.
Его мать уже направлялась к двери, прихватив по пути сумку.
– О, большое спасибо, Джози. Я уверена, что Хьюстону будет приятно поболтать с кем-нибудь, кроме своей старой матери.
– Не стоит благодарности, – ответила она.
Хлопнула входная дверь.
Она чуть скривила губы, осторожно присаживаясь за кофейный столик.
– У тебя очень милая мама. – У него чуть смягчилось лицо.
– Она невероятно светская дама. – Он закатил глаза. – Но временами буквально сводит меня с ума.
Она оказалась права.
– Так что, подать тебе что-нибудь сейчас? Выпить? Кофе? Чай? Меня?
Будь на ее месте кто-нибудь другой, он стал бы расспрашивать его о ранах, интересоваться его состоянием, выражать сочувствие. Интуитивно она поняла, что все это вызывает у него раздражение. Так что она старалась быть оживленной и деловой.
Обычно безупречные волосы сейчас выглядели, словно он старался пригладить их левой рукой, но все же отказался от этого намерения. Правая рука была заботливо устроена на животе.
Он зарычал:
– О Господи, и ты тоже начинаешь проявлять материнскую заботу!
Джози снова взглянула на него, правда, на этот раз чуть ниже. Окинув взглядом его вытянутые ноги, она облизнула губы.
– Я совсем не то имела в виду.
По тому, как изменилось его дыхание, она поняла, что он понял намек.
– Да что ты? И что же ты хотела сказать?
Она ответила не сразу, слегка откинувшись назад и сложив руки на столе.
– Ты ведь знаешь, что тебе придется пробыть на больничном по меньшей мере две недели.
Он скривился:
– Ну конечно.
– Так что ни одна душа не заметит некоторую напряженность в наших отношениях.
Его брови чуть поднялись.
– На что ты намекаешь?
Момент настал. Она с трудом выдавливала из себя слова, скрывая желание, накатывавшееся, обжигающее, влажное, струившееся между ног, словно жидкая лава.
– На то, что нам нет необходимости ограничиваться одной ночью. Ночь эта может превратиться в серию ночей. – Она на секунду запнулась. – Пока один из нас не скажет «довольно».
Это оказалось для него неожиданностью. Поначалу Хьюстон разволновался, увидев Джози в гостиной рядом с матерью. Его озадачило охватившее его странное томление.
Затем его обозлило то, что она останется с ним, будет видеть его в таком состоянии, несчастного инвалида, прикованного к кушетке. Прямо сейчас ему не нужна была Джози Эдкинс со всеми ее соблазнами. Во всяком случае, не тогда, когда столкнулся с фактом, что не чувствует собственную руку. Вполне вероятно, что он больше не сможет оперировать.
Ибо фраза Майка Уильямса о его руке – «почти полностью функциональна» – означала, что в один прекрасный день, через шесть недель в гипсе и несколько месяцев реабилитации, он сможет научиться без посторонней помощи застегивать собственную рубашку и поднимать стакан, а такие тонкие автоматические навыки, как писать от руки, – вряд ли.
Но вот Джози, Джози, Джози – милая и аппетитная Джози, с этими ее словами, которые она выдавила, запинаясь и волнуясь, с ее нежным белым телом, которое так привлекало и искушало его… Он не мог устоять перед ней. Он не порвал с ней. Еще оставалось так много приятных вещей, которыми они могли бы заняться вместе.
Но только не в таком состоянии. Не прикованный к койке, заштопанный, весь в бинтах, хромой, в общем, сплошное недоразумение, а не мужчина. Он хотел, чтобы она вернулась, когда он будет прежним – крепким и здоровым, чтобы возобновить их опасные игры. Потому что их могли застать врасплох. И он сам мог захотеть играть в них снова и снова.
Он задвигал ногами по полу, сдерживая стон, когда при шлось подтянуть раненую ногу, кожа под повязкой зудела, а мышцы горели. Он чувствовал себя удобнее, когда сидел, упершись ногами в пол.
