— Если вы хотите совершить самоубийство, то идете правильным путем…
Фраза осталась незавершенной, так как мотоцикл упал и Брайан бросился между нами.
— Ах ты, свинья!
— Нет, Брайан, пожалуйста! — выдохнула я.
— Успокойтесь, Уэст. — Кен говорил сурово и властно. Он был достаточно силен, чтобы удерживать на расстоянии своего более молодого и легкого противника, и делал это, не теряя при этом достоинства. — Это вам не поможет.
Дальше все произошло буквально в считанные секунды. Мотоцикл лежал на боку, тускло светил фонарь, под ним выделялись два лица, напряженные и зеленовато-белые в его неровном свете. Брайан бросился вперед, ударил Кена кулаком в лицо, правый кулак Кена поднялся тяжело, словно кувалда, последовал ответный удар, Брайан попятился, споткнулся и упал.
Я помню, что закричала, а в нескольких ярдах от нас вскрикнули Хэзел, Пег и Мэри. Кен молча стоял и искал в кармане носовой платок, у него из носа капала кровь. Брайан поднялся на ноги, и я с ужасом поняла, что он совсем расклеился.
— Будь ты проклят, Фрейзер… будь ты проклят… тебе это так не пройдет! — Он поднял мотоцикл и взглянул на меня. — Едешь, Кон?
— Ты хочешь, чтобы я еще раз свалил тебя с ног? — Голос был приглушен платком, но угроза была явно нешуточной.
— Нет, — начала я. — Нет, Брайан!
Слава богу, все вроде бы кончилось. Брайан бросил на меня полный отчаяния взгляд и побежал, толкая мотоцикл, пока двигатель не заработал. Он прыгнул на седло и понесся в потоке машин в западном направлении. Около десяти секунд я наблюдала за ним, его кудрявые волосы развевались — он редко надевал шлем, — галстук бился на ветру за спиной. Я видела, как предательски блестела широкая улица, видела автобус и такси. Я видела, как резко дернулся мотоцикл и тело Брайана взлетело в воздух. Завизжали тормоза и прохожие. Я молчала, словно не понимая, что произошло. А потом руки Кена сжали меня, повернув спиной к улице, лицом я до боли прижалась к куртке. Никто ничего не сказал, никто не пошевелился. Весь мир теперь состоял из темноты, в которую я спрятала лицо, и рук, удерживавших меня, чтобы я не могла ничего видеть.
На следующее утро Колледж-Грин с неизменными статуями и фонтанами была широкой, холодной и шумной, как и всегда незадолго до девяти часов. Стекло подмели, потоки машин неслись по засыпанному песком участку асфальта. «Добро пожаловать в Новый год». Новый год был вчера. Я позвонила Марии. В больнице мне бы опять ответили обычное: «Без изменений». Мария сказала, что Саймон почти всю ночь провел в больнице и что Брайан борется. Она пообещала позвонить мне, как только что-либо изменится.
Когда она позвонила, была уже середина дня. Саймона вызвали обратно в больницу. Я передала новости мистеру Фоли и остальным. Отсутствие комментариев было молчаливым доказательством того, что они, как и я, слишком боялись думать, что это означает. Дома я даже не смогла ничего толком рассказать родителям. Они были шокированы случившейся аварией, но не знали о том, что произошло перед ней.
В три часа включились первые неоновые лампы, видные из моего окна, к половине четвертого солнце уже село. Вчера в это время Брайан положил шоколадку на мою машинку. Следующей вехой были четыре часа. Это было время перерыва на чай.
Телефонный звонок застал меня врасплох.
— Саймон только что заходил, — сдавленным голосом произнесла Мария. — Все кончено.
— Если хотите, можете уйти. — Мистер Фоли проницательно посмотрел на меня, и, поскольку всю мою жизнь я убегала при первой же возможности, я поблагодарила его и надела пальто. Сегодня я убегала от вида Колледж-Грин в темноте, какой она была вчера вечером, и по иронии судьбы вышла на Колледж-Грин, какой она была, когда я последний раз уходила с работы рано. Тогда слабый свет фонарей и синее предвечернее небо возвещали Рождество. Рождество. Я стояла у фонтана и пыталась ни о чем не думать. Если бы я не пригласила Саймона, если бы мама не пригласила Кена, если бы в детской больнице не началась эпидемия кори… сказав или сделав даже пустяк, никогда не знаешь, к чему он приведет.
То есть все мы в каком-то смысле хранители своих братьев.
— О господи, — вслух произнесла я. Как из больницы известят о смерти по телефону? Нельзя же ждать, что они скажут: «Не вините себя. Это был очень дряхлый мотоцикл. У него никогда не работали нормально тормоза». Скорее всего, они вообще ничего ему не скажут без разрешения Саймона. Но завтра утром об этом будет написано в газетах.
Я повернулась и почти бегом направилась к остановке автобуса, идущего в Боллсбридж.
Миссис Винсент, собравшаяся домой, только закрыла за собой парадную дверь, когда я подошла к дому Кена. Она снова открыла ее передо мной и ушла.
В холле, белом с бледно-зеленым, было очень тихо, и эту тишину подчеркивало тиканье больших напольных часов. Я открыла ближайшую дверь, обнаружила за ней что-то вроде гостиной, отделанной в белых, голубых и бирюзовых тонах, она была пуста. Я закрыла дверь и подошла к следующей. Еще одна просторная комната со светлыми стенами и медно-красным ковром, в камине ярко горит огонь, перед камином черный кожаный диван. Из-за его высокой спинки едва виднеется темноволосая голова.
— Привет, — нерешительно сказала я и вошла; голова в изумлении повернулась в мою сторону.
— Кон! — Его лицо расплылось в сияющей улыбке. — Привет. Как здорово, что ты пришла.
Он явно еще ничего не знал.
— Ты спустилась по каминной трубе? — спросил он. Так же шутил Саймон, мне тяжело было отвечать.
— Нет. Я встретила на пороге миссис Винсент. Пожалуйста, не вставай, — добавила я, перейдя на «ты», когда он начал торопливо скидывать на пол разложенные на диване папки.
— Тут достаточно места. — И я села на пол у его ног. — Ты не должен работать, — упрекнула его я.
— Это позволяет мне отвлечься, — коротко ответил он. — Думаю, ты тоже не знаешь подробностей. Они все время говорят мне «без изменений».
В автобусе я подбадривала себя словами «пройди через это», но я не рассчитывала увидеть круги у него под глазами или то, что он явно был благодарен за то, что не пришлось вставать с дивана. На столе его ждал поднос с чаем, к которому он и не притронулся. Мне никогда еще не приходилось приносить плохие новости, и я смутно представляла, что делать дальше.
— И мне они больше ничего не сказали, как и всем на работе, — убедительно ответила я и посмотрела на поднос… ячменные лепешки, бутерброды с ветчиной и фруктовый пирог… если бы я могла заставить его сначала что-нибудь съесть…
За чаем он прочитал мне письмо от своей матери, полное рассказов про внуков. Самая младшая была очень застенчивая.
— Пошла не в мать, — заметил Кен. — Джанет всегда была боссом. Если бы она сейчас была здесь, то наверняка отчитала бы меня за то, что я разговариваю с набитым ртом. — Вдруг он отставил тарелку и радостно заявил: — Пора еще раз позвонить в больницу. Знаешь, у меня такое чувство, что теперь новости будут лучше.
