Тони шагнул к Лиз, и она, всхлипнув, бросилась к нему в объятия.
— Пойдем, дорогая, — сказал он ей нежно и грустно, — мне надо тебе о многом рассказать…
11
Они сидели на веранде «Осьминога» — того самого ресторанчика на пляже, где так уютно обедали всего лишь вчера. Сидели уже час, но к еде даже не притронулись. Чем дольше Тони говорил, тем больше его рассказ казался Лиз дурным сном. Сном, в который трудно, почти невозможно поверить…
Тот вечер Тони помнил во всех подробностях. Он пришел в бар в потертой кожаной куртке и устроился, как всегда, у барной стойки. Тони пил стакан за стаканом, но легче на душе не становилось. Наоборот, на сердце навалилась такая тоска, от которой можно избавиться, только если броситься грудью на охотничий нож, один из его коллекции. Но он не вправе сделать даже это. Потому что маленький Саймон не виноват, что у них с Джессикой не сложилось и что ему достался такой вот, как он, Тони, невезучий и разорившийся папаша. Малыш лежит в больнице, его ждет серьезная операция. Чтобы поставить малыша на ноги нужны деньги, много денег…
— Что, приятель, проблемы? — хрипло спросил его сосед слева с неприятным, плохо выбритым лицом. Похоже, он выпил в тот вечер не меньше Тони.
— Проблемы, — вздохнул Тони. — И даже если я напьюсь в стельку и усну прямо здесь, уткнувшись в барную стойку, они никуда не денутся.
— Догадываюсь, какого рода твои проблемы, старина. Небось, денежки нужны. И немалые. Хочешь заработать?
Тони вначале подумал, что незнакомец издевается: откуда у такого забулдыги деньги. Однако других работодателей поблизости не наблюдалось.
— Есть одно деликатное дельце, парень. Из тех, о которых молчат до конца дней. Если, конечно, собираются дожить до старости. Ну что, согласен?
— А что за дельце? Сложное? — притворяясь равнодушным, спросил Тони.
— Сложное? — с ухмылкой переспросил неприятный тип. — Для тебя, думаю, не слишком. Ты вон, парень, какой здоровый, точно сошел с рекламного плаката какой-нибудь раскрученной фирмы. Тебе это будет раз плюнуть. И наколок у тебя что-то многовато для обычного лоха. Признайся, ты, наверное, побывал кое-где, парень?
— Нет, просто наколол по глупости, когда был молодым. Думал, так стану выглядеть круче.
— Да ладно, мне без разницы. По-моему, ты то, что мне нужно… Понимаешь, надо убрать одну надоедливую бабенку. А потом забыть ее имя навсегда. Это обязательно, если хочешь и дальше коптить небо. Я доверяю тебе, парень. По-моему, ты не из трепачей. А если проболтаешься — тебе крышка. Потому что только ты будешь знать про наш разговор. Короче, эта стерва — Элизабет Кэнди, моя бывшая жена. От нее, гадюки, все мои беды. Ты, я вижу, не первый год живешь на свете и понимаешь, как может баба выбить из седла. Чует мое сердце, ты тоже не раз попадался на их удочку. Все они одинаковые. Слышишь, приятель, достала меня она. Все и всегда решает по-своему. А я, видишь ли, тупой неудачник и пьяница. Все и всегда делаю не так, как ей хочется. А зачем тогда замуж за меня выходила и двоих детей родила, а? Припугнул тут ее на днях, сказал, что ухожу к другой, так эта сучка даже не всплакнула. Наоборот, обрадовалась. Дом-то ей остается. Представляешь, наш просторный и уютный дом, где столько сделано вот этими самыми руками! А сейчас она полетела в Европу, чтобы там мне рога наставлять. А меня, своего мужа Майка, как старую, стертую об асфальт автопокрышку, — на помойку. И детей настроила, что их папаша Майк — пьяница и мерзавец. Врубаешься, парень, я потерял из-за нее детей! Проклятые феминистки! Между прочим, я вкалывал полжизни, чтобы семья жила не хуже других.
Майк хлебнул еще виски, и лицо его стало лилово-красным, синяя вена на лбу набухла, под глазами набрякли мешки, а голос стал совсем хриплым.
Тони передернуло, однако что-то мешало ему встать и уйти. Он вспомнил глаза маленького Саймона — вернее, как тот смотрел на него в госпитале. Выходит, этот забулдыга тоже скучает о своих детях? И у него тоже их отняли. И впрямь… все бабы одинаковы. Тони кивнул Майку, и тот продолжил:
— Слушай меня внимательно, парень. Половину суммы получишь перед вылетом. Вторую — после успешного завершения дела. Риска почти никакого: можно все обставить как несчастный случай. Ну утонула, сорвалась со скалы, да мало ли что… Там, где она сейчас, ее никто и никогда не хватится. Придется лететь через океан. Сам должен понимать, приятель: такие деньги даром не дают.
— Я хочу знать конкретно, когда получу и сколько, — медленно сказал Тони, стараясь не выдать волнения.
Незнакомец повторил, что аванс исполнитель получит перед вылетом, и назвал сумму, от которой тот слегка присвистнул…
— Нет, деньги мне потребуются на день раньше. Я должен решить перед отъездом свои дела, — твердо сказал Тони.
Этого аванса хватит и на операцию, и на уход за малышом после нее. А потом Тони убьет какую-то чужую женщину, стерву, доведшую собственного мужа до такого вот мерзопакостного состояния, и вернется. И у него будут деньги, чтобы поставить сына на ноги…
На прощание Майк предупредил Тони, что на острове его ждет радушная местная компания. У него там приятели. С убийством они связываться не хотят, у них там совсем другие дела. Но за Тони приглядят. И прикроют, если что. И если у Тони получится это дельце, то, может, они его потом время от времени будут снабжать легкой и прибыльной работенкой — на гамбургеры хватит. И еще — будет там, на острове, один английский парень, который тоже за Тони присмотрит…
Тони вышел из бара под дождь, хлеставший что есть мочи по крышам, по земле, по его разнесчастной, распухшей от проблем голове. Тони казалось, что за дождевой пеленой, как за занавесом, осталась его прошлая жизнь…
Наверное, после всего, что ей пришлось здесь пережить, Лиз уже приобрела некоторый иммунитет. Иначе она вряд ли могла сидеть и слушать все, что рассказывал ей Тони, почти спокойно. Вот и сложились кусочки мозаики. Теперь все просто и понятно. Почти все…
Ее муж Майк, с которым она прожила столько лет, которому родила двоих детей, которому ни разу не изменяла и терпела все его пьяные выходки, которого столько раз прощала и жалела… Ее муж задумал ее убить. Понятно.
А ее возлюбленный, ее единственный и неповторимый мужчина должен был осуществить это убийство. Первое покушение — его рук дело. На том гидроцикле был он… Что ж. Бывает.
Симпатичный и забавный англичанин Джон оказался наркодельцом и убийцей. Он, смотревший на Лиз так влюбленно и восторженно, должен был ее убить, если Тони не сможет. Конечно, Майк сразу предпочел бы его Тони, если бы не задумал, уговорив на убийство новенького, привлечь его к своим грязным делишкам. Тогда Лиз уже не было бы в живых. Джон — опытный и хладнокровный убийца — вряд ли пожалел бы «смелую леди». Она, поёжившись, вспомнила грубую силу его руки, когда он толкнул ее под падающий вазон. А она поверила, что он ее спас… Он же, «слегка подстраховывая» Тони, испортил фен в ее номере и ранил в руку.
