– Заблудилась, дорогуша? – спросила танцовщица в облегающем красном платье.
Харриет кашлянула и вздернула подбородок.
– С кем мне поговорить насчет участия в состязании с леди Блу?
– А у тебя есть талант?
– Зачем он ей? – возразил мужчина в зеленоватой жилетке, между пуговиц которой выпирало немаленькое пузо. – Достаточно выйти и сесть на стул – все равно будет выглядеть лучше, чем эта дракониха!
Танцор без рубашки добавил с кривой усмешкой:
– И звучать будет лучше.
– А костюм напрокат можно взять? – спросила она, чувствуя, что храбрости прибывает.
– Дорогуша! – Танцовщица уперла руки в бока. – Мы дадим тебе все, что угодно, лишь бы ты утерла нос этой гарпии!
Харриет глубоко вздохнула, а танцоры, певцы и актеры начали вытаскивать для нее свои наряды.
– Есть у кого-нибудь пара штанов? – улыбнулась она.
Конферансье объявил, что в состязании имеется и вторая участница. Холодная улыбка леди Ванессы, дожидавшейся, когда ее снова объявят победительницей, исчезла – ее попросили сойти со сцены.
– С большим удовольствием представляю вам, – конферансье заглянул в небольшой листок бумаги и засмеялся, – просто Харриет!
Бенедикт успел поймать взгляд широко распахнутых глаз Рэндольфа, и тут послышалась одинокая фортепьянная нота. Фигура, возникшая в глубине сцены – не более чем просто тень, – показалась им мужской. Щегольски надетая шляпа, трость легко постукивает по полу. Потом Харриет негромко пропела:
Толстый денежный мешок и все в этом роде…
На фортепьяно снова взяли ту же ноту.
Выбрит, вымыт, разодет по последней моде…
Нота.
А посмотришь на него —
индюк, и больше ничего.
Одна из служанок хихикнула, словно знала что-то, неизвестное другим.
Кому такой нужен? Уж точно не мне…
Внезапно барабаны, фортепьяно и еще несколько инструментов заиграли живую, быструю мелодию.
Харриет шагнула в круг света, и толпа посетителей – некоторых из них Бенедикт видел на сцене чуть раньше – разразилась восторженными выкриками с дальнего конца комнаты. Широкополая шляпа скрывала почти все лицо Харриет, но Бенедикт не пропустил улыбку, медленно изогнувшую ее губы. Она снова запела гортанным, приятным голосом:
Я хочу парня с широкими плечищами.
Я хочу парня с сильными ручищами.
Начали хлопать и за другими столиками, а мужчина за соседним столом заколотил по столешнице.
К черту принца, я с первого взгляда
знаю, кого мне надо.
В движеньях есть что-то, от чего сердце тает.
Харриет повернулась спиной и оглянулась через плечо.
В его движеньях, да.
Элиза что-то пискнула, а Рэндольф присоединился к аплодирующим. Бенедикт почувствовал, что уголок его рта дергается. Интересно, думал он, а другая женщина, одевшись в рыжевато-коричневые брюки и черный сюртук с рукавами, чуть прикрывшими ей запястья, будет выглядеть так же привлекательно? Сомнительно. Тут Харриет слегка ударила кончиком трости по ноге и начала быстро вращать трость с той же легкостью, что и игральную карту.
Грубые лапы нежнее, чем вялые ручонки.
Только бедный умеет любить, спроси у любой девчонки.
Она показала пальцем на одну из зрительниц:
– Ну, а что скажешь ты?
Женщина в полинявшем платье и сильно поношенных башмаках закивала и потрясла в воздухе сжатыми кулаками.
Мужчина рядом с их столиком сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул, а потом снова заколотил по столешнице, опрокинув кубки сотрапезников. Они захохотали. Бенедикт единственный заметил вопрошающую ухмылку пьянчуги и жадные кивки его дружков.
Пьянчуга неуверенно поднялся; Бенедикт плавно вскочил со стула.
– Давай к нам, красотка! – заорал пьянчуга. – Я тебе покажу твоего мужчину!
Он успел сделать всего один шажок к сцене, когда локоть Бенедикта врезался ему в солнечное сплетение.
Глаза пьяницы широко распахнулись, он открыл рот, как рыба, вытащенная из воды, и рухнул на свой стул.
Толпа, возбужденно смотревшая на сцену, взвыла, и Бенедикт оглянулся. У него перехватило дыхание – Харриет стояла на руках, вытянув ноги вверх.
Музыка внезапно сделалась тихой и вкрадчивой, Харриет плавно опустилась на четвереньки. Шляпа ее слетела, густые волосы закрыли лицо. Она подняла глаза и уставилась на Бенедикта.
Мне нужен мужчина. Прижмись ко мне крепче.
Харриет поползла вперед гибкими змеиными движениями, не отрывая глаз от Бенедикта. Он сглотнул.
Рэндольф сдавленно фыркнул:
– Хо-хо, она идет за вами, Брэдборн!
Харриет мягко спрыгнула со сцены.
Мне нужен мужчина. Прижмись ко мне крепче.
Она шла прямо к Бенедикту с серьезным выражением лица, глядя на него сквозь густые ресницы. Бенедикт прирос к месту. Он сомневался, что смог бы сдвинуться, даже если в здании вспыхнет пожар. Кровь в его жилах кипела.
Мне нужен мужчина.
Она подошла к нему сзади, прижалась грудью к спине, обдавая его ухо жарким дыханием.
Прижмись ко мне крепче.
Длинные бледные пальцы пробежались по плечам Бенедикта, проскользнули под лацканы сюртука, поползли вниз по груди.
Теперь больше свистели женщины, чем мужчины.
Бенедикту казалось, что музыка звучит прямо у него в теле. Он вдыхал аромат чистых волос, чувствовал, как кончики пальцев задевают его бедро – Харриет скользила вниз, словно кошка, которой очень хотелось, чтобы ее погладили.
Бенедикт сжал кулаки.
Похоже, зрители знали эту песню, потому что начали подпевать. Харриет легонько сжала его руки и очень сердечно улыбнулась. Бенедикту захотелось уложить ее прямо на столик.
Харриет бегом поднялась на сцену, потому что песня кончалась. Ей хлопали стоя. Она кланялась. Кто-то раздобыл цветок и бросил его к ее ногам. Харриет подняла розу и помахала ею в воздухе; глаза ее сияли.
Когда объявили победительницу состязания, даже некоторые из друзей Ванессы Блу одобрительно закричали.
– Это было потрясающе, Харриет! – Лиззи заключила ее в объятия в ту же секунду, как она подошла к столику. – И конечно же, ты поставила леди Блу на место!
Харриет, все еще в брюках, бросила платье на стул и начала сворачивать волосы в узел. Она чувствовала себя смущенной меньше, чем ожидала.
– Должна признаться, не взбеси меня так эта леди, я бы на это не отважилась. – Харриет заколола волосы и коротко глянула на Бенедикта, Он сидел с непроницаемым лицом и не улыбался, – Она напомнила мне одну лондонскую даму. Марселла Рубен говорит ужасные гадости про людей, которых совершенно не знает, а некоторые из этих мишеней – мои друзья.
