Она должна отступить. Молотить его кулаками в грудь. Конечно, большого вреда они ему не причинят, но дело, не в этом. Что он о ней думает? Что он думал о ней — оборванной, грязной девушке, которую поднял из пыли Маршалси? «Мокрая курица», которая «нет-нет, это не леди Энн Катбертсон!», как он заверил свою матушку. Ларк слишком хорошо знала ответ на свой вопрос. Это до боли очевидно. Он думает, что, когда женится, она прекрасно подойдет на роль любовницы, А чего она ожидала?
Нужно сопротивляться. Этого требуют приличия. Но ее тело требовало совсем другого! Его жаркий взгляд из-под полуприкрытого века не отрывался от нее. Кинг наклонил голову, и его горячее дыхание ударило ей в лицо. Это от усилий удержать их обоих от падения с крутой лестницы? Или быстрое дыхание значит нечто большее и связано с чем-то твердым меж его бедер, прижатых к ней? Когда его рот накрыл ее губы, сомнений не осталось. Его теплый язык ловко скользнул между ее зубами, и у Ларк вырвался изумленный вздох. Она, казалось, таяла. Ее целовали прежде, но никогда — так, и горячие волны покатились по всему телу, в самые потаенные его уголки.
Кинг запустил руку в ее волосы, провел по изгибу шеи. На мгновение Ларк показалось, что теплая сильная рука спустится на дюйм ниже. Его широкая ладонь задела ее декольте. От прикосновения его шероховатой кожи к ее нагой плоти ее лоно пронзила незнакомая пульсирующая боль. Это сигнал опасности. Ее грудь тяжело поднималась под его рукой. Нужно оттолкнуть его. Ударить мыском туфли по голени… но она обмякла… Когда Ларк подумала, что у нее вот-вот подломятся ноги, Кинг отвел губы, но совсем чуть-чуть. И когда он заговорил, они слегка касались ее рта.
— С вами все в порядке? — пробормотал он. — Я не хотел вас напугать. Я…
Звук его голоса отрезвил ее, и Ларк, размахнувшись, изо всех сил залепила ему пощечину.
Уронив руки, Кинг оцепенел. Он отступил на шаг, на его прищуренный глаз от удара навернулись слезы. Ларк закрыла рот рукой. На его щеке красовался красный отпечаток ее руки, она чуть не сдвинула черную повязку. Ларк задыхалась, ужасаясь от содеянного и кипя от гнева.
— Как вы смеете вести себя со мной столь распущенно, милорд? Ваша невеста прямо под нами, в зале, — Ларк уничтожающе ткнула вниз пальцем, — не сомневаюсь, в слезах, из-за вашего грубого поведения. Позвольте мне пройти!
— Ларк…
— Я не буду вашей любовницей! Вы думаете, что если подобрали меня в Маршалси, то можете вести себя со мной свободно, сэр? Уэстерфилд думал так же, но скоро узнал, как безумна его затея. Я знаю, что вы думаете обо мне. Вы четко объяснили это в первый же вечер, когда уверили свою мать, что я не ваша нареченная… Застонав, Кинг схватился за голову и отпрянул. — …и что я только в компаньонки гожусь, — продолжала Ларк, повысив голос и перекрывая его очередной стон. — Это само собой разумеется, лорд Грейшир. Поверьте, я знаю свое место. Я примирилась с этим, когда прибыла сюда, и сделала это с добрыми намерениями и от чистого сердца. Ваше поведение было оскорбительным и жестоким. Но я выше этого и держалась со всем достоинством, какое могла собрать, но… эти драгоценности! Я знаю, что с их помощью вы хотели купить себе вольности. Ваши объяснения смехотворны. Вы хотели таким образом приобрести мое расположение. Но я не продаюсь! Уходите! И сейчас же!
— Ларк, я не нуждаюсь в любовнице. Я никогда не подразумевал…
— Леди Ларк! — вспыхнула она. — Шкатулка с драгоценностями все еще там, где вы ее оставили: на столе в моей гостиной. Я запру свою спальню, а дверь в холл оставлю открытой, пока Смитон или Пил не заберут шкатулку. Будьте любезны сразу же прислать кого-нибудь из них. Я слишком устала, чтобы заниматься этим самой, и слишком леди, чтобы позволить вам сохранить лицо. Судя по истории, которую вы мне рассказали, я не сомневаюсь в вашей изобретательности. Доброй ночи, лорд Грейшир.
Глава 13
Черт побери! Так вот что ее расстроило! Она решила, что он хочет сделать ее своей любовницей. Кинг потер припухшую щеку и тяжело вздохнул. Как он мог быть таким бесчувственным? Он, конечно, не совершенство, но кто совершенен? Он прекрасно владел искусством джентльменского поведения в любых обстоятельствах, даже в тех, которые принесли ему репутацию мошенника, для него это было дело чести. Как же он не понял свою ошибку?
У него было слишком много забот: принудительное каперство, предстоящая женитьба и необходимость завести наследника, пробоины «Корморанта». Будет ли корабль на плаву после ремонта? Или затонет во время следующего набега? Кинг почти надеялся на это как на возможность избавиться от неприятной обязанности, но быстро отбросил эту мысль. У него еще есть корабли. Затонет один, Адмиралтейство выберет другой. Он оказался в ловушке: или отказаться от каперства, тогда его обвинят в государственной измене, или предать всех друзей и соседей на побережье, занимающихся контрабандой. Неудивительно, что он плохо соображал.
Кинг принялся расхаживать по ковру в холле. Он думал об Уилле Боулзе и его матери Мэтти, напуганной тем, что их выселят с фермы. Их будущее зависело от переменчивого настроения графини Грейшир и зачастую безжалостного к ним отношения. К тому же нельзя выпускать из головы очередную проблему, созданную не кем иным, как его матушкой, которая без его ведома пригласила гостей. Одна радость, что после злополучного обеда они, конечно, не останутся.
Ох, матушка! Дьявольская женщина. Она не гостей пригласила. Нет, она заманила девушку, которую он присмотрел себе в невесты, и ее невыносимую тетушку в свои сети. Именно так Кинг представлял себе мать, гигантским пауком, который плетет свою паутину, опутывая ничего не подозревающие жертвы. Она и его заманила в ловушку. Она сделала это, чтобы спровоцировать его. Какая еще может быть причина? На ее взгляд, он медлил с женитьбой, и она взяла дело в свои руки. Последней, но не наименьшей его проблемой было все, что связано с маленькой вспыльчивой девушкой с ярко-синими глазами и шелковистыми белокурыми волосами. Действительно, у него слишком много забот. Кинг нашел себе оправдание, но одна важная деталь ускользнула от его внимания: он рассуждал о леди Энн Катбертсон в прошедшем времени. Его сознательное мышление наконец, пришло в согласие с подсознанием. Что сказала бы об этом его матушка? Ведь именно она заварила эту кашу.
Кинг остановился в темном коридоре, казалось, тепло Ларк по-прежнему окружало его. Ее медово-сладкий вкус был все еще с ним. Но Кинг жаждал большего. Его пальцы все еще чувствовали шелк ее волос, мягких, как гагачий пух, аромат роз, исходящий от ее кожи, все еще витал вокруг. Напряженность, которая тогда охватила его пах, внезапно снова посетила его. Не стоит и говорить, что он хотел ее. Он хотел многих женщин, но никогда так, с таким сокрушительным пренебрежением ко всему остальному в своей жизни. И сам все погубил. Он был так озабочен тем, примет ли мать Ларк, что испортил все первыми же своими словами. Но не он один виноват. Графине тоже есть за что ответить. Кинг торопливо спустился по лестнице и отправился на поиски матери.
Леди Энн Катбертсон с припухшими, покрасневшими глазами сидела на краю кровати, прижав к носу обшитый кружевом носовой платок. Тетушка сердито вздыхала в ответ на ее горестное сопение.
