– Что ты имеешь в виду?
– Лишь то, что сказала. Почему ты на самом деле сердишься? Не потому ли, что я убежала? Ведь ты знал, что я в безопасности, как только пошел за мной.
Колин вздохнул, и, казалось, все напряжение сразу покинуло его. Он сел на траву рядом с ней, и одно его присутствие согрело Ферн. Она чувствовала его душевный пыл, который очень ее порадовал.
– Знаешь, я не привык к этому. Такое... ощущение все время. Иногда я чувствую себя так, будто мои нервы прожигают мне кожу.
– Я знаю это по себе.
– И как ты живешь с этим, день за днем?
– Так бывает не всегда, – ответила Ферн, глядя на крошечную орхидею, растущую возле ноги. – Обычно это не так. Но после нашей брачной ночи... Думаю, нам обоим следует подождать и выяснить.
– Наверное, ты права, – сказал Колин, поразмыслив. – Я рассчитывал, мы приедем сюда, я узнаю... нечто особенное... и все встанет на свои места.
– Что-то определенно встало, – неуверенно улыбнулась Ферн. – Правда, я сомневаюсь, что ты имел в виду крышу.
Он фыркнул, хотя взгляд зеленых глаз остался внимательным.
– Когда я подумал, что уже начал узнавать это особенное, мы оказались среди людей и все было не так, как я ожидал. А я не привык к тому, что противоречит моим ожиданиям.
– И что же ты узнал?
Колин пожал плечами.
– Я узнал тебя, узнал себя, но до сих пор не знаю, что делать с каждым из нас. Жизнь тут кажется неправильной, я бы сказал, это жизнь вне жизни.
– Вне времени, – ответила Ферн более страстно, чем намеревалась. – Это осколки жизни других людей. Старая мебель, дом, который никому больше не нужен, письма, сумасшедший бред из другого времени. Мне здесь не нравится, Колин. Для меня нет места среди всех этих воспоминаний, то время ушло. Здесь не осталось ничего, чтобы создать новое.
– А где сейчас наше место, Ферн? – нахмурился Колин. – Дай мне... дай нам еще немного времени. Неделю, не больше.
– Неделю, – повторила она. – Не так я думала провести свой медовый месяц. Но я также не представляла, что выйду за человека, с которым могла бы разговаривать. Я не тебя имею в виду. Я никогда не представляла, насколько это важно. Теперь мне кажется странным, что я не интересовалась, смогу ли разговаривать с человеком, с которым проведу остаток жизни. Когда я поняла важность этого, то испугалась, что было уже слишком поздно что-то изменить, что наш выбор пригоден лишь для простого обмена «да, нет». – Ферн покачала головой. – Но выходит, мы можем разговаривать, и нам требуется лишь тема для разговора.
Колин чуть заметно улыбнулся.
– О чем бы ты хотела поговорить прямо сейчас?
– Я все еще считаю, что нам следовало бы лучше узнать друг друга, – серьезно ответила Ферн.
– И как мы собираемся это сделать?
– Обычно два человека рассказывают друг другу о себе, прежде чем они смогут действительно узнать друг друга, – объяснила Ферн, приняв его поддразнивание за чистую монету.
– Я думаю, мы уже познали друг друга, в библейском смысле, причем неоднократно, – вежливо сообщил Колин.
– И что эти слова означают?
– Постоянно забываю, какая ты еще наивная, – усмехнулся он.
– В Библии говорится о таких делах? – возмутилась она.
– «Да лобзает он меня лобзаньем уст своих! Ибо ласки твои лучше вина», – процитировал Колин, тут же подтвердив слова делом.
Когда он в конце концов оторвался от нее, Ферн, слегка задыхаясь, оттолкнула мужа.
– Ты снова пытаешься меня провоцировать, да?
– Если честно, то нет. Все потому, что я очень хотел тебя поцеловать, едва увидел здесь, только не мог найти предлог. Сделать это раньше выглядело бы неподобающим.
– Я думала, мы собирались драться, – призналась Ферн.
– Я тоже. Это еще одно новое, что мы теперь знаем друг о друге. Мы не так хороши в драке, как считали.
Она засмеялась:
– Я рада.
– Конечно. Что еще ты хочешь узнать обо мне?
– Я уже знаю, что у тебя нет любимого цвета.
– Я ошибался. У меня есть любимый цвет, это цвет твоих глаз.
– Лжец, – беззлобно сказала Ферн.
Он пожал плечами.
– Я старался.
– Если бы ты мог отправиться в путешествие, куда бы ты предпочел уехать?
– Я не... Я уже побывал во Франции, в Италии, Швейцарии. Полагаю, если бы я мог вообще куда-нибудь отправиться, то снова в Рим, только в античный.
– И стал бы рабом, брошенным на растерзание львам? Или варваром-гладиатором, захваченным в битве против римских завоевателей?
– Ни тем, ни другим. Я поужинал бы языками фламинго и жарким из сони, а потом отправился бы предупредить Цезаря... в намного более понятных выражениях, чем сделал этот предсказатель, припасенный для него в древнеримском сенате на мартовские иды. После чего, пока он казнил бы заговорщиков, я проник бы в дом, где он держал Клеопатру, и уж уговорил бы ее бежать со мной.
– Ты шутишь, – упрекнула его Ферн.
– Шучу. Куда бы я отправился? При желании я мог бы отправиться куда угодно, если бы не привычки да моя нелюбовь к опасностям большинства путешествий, которые удерживают меня дома. Исключите на время опасности, и мне понравится увидеть что-нибудь первым. Забраться первым на совершенно неприступную вершину или, возможно, первым достичь полюса.
– Я знаю, что хотела бы снова увидеть Париж, но еще мне очень хочется увидеть Испанию.
– Почему Испанию? – спросил Колин.
– Потому что она так часто касается истории Англии. Меня всегда интересовало, какой должна быть страна, породившая мужчину вроде Филиппа Второго или женщину вроде Изабеллы Кастильской.
– Логично, – признал Колин. Она почувствовала, как его пальцы нежно крутят локон, выбившийся из ее пучка. – Я должен был сделать распоряжение насчет горничной, которая сопровождала бы тебя в Рексмер. Это не умышленно, я просто не думал об этом.
Ферн слегка повернула голову, чтобы видеть его лицо.
– Это извинение?
Он выглядел опечаленным.
– Видимо, менее успешное, чем я надеялся.
– Поэтому ты отпустил своего камердинера, вместо того чтобы заменить мою служанку?
– Нет. Ты видела этот трактир, ни одной подходящей там не было.
– А ты был слишком горд, чтобы признать свою ошибку.
– Был слишком раздражен твоей наглостью, – поправил Колин.
– Наглостью! – Она пыталась казаться возмущенной, но вместо этого засмеялась. – Ты искупил вину, хотя и несколько странным образом, став таким же грязным, как и я. Обычно ты весьма тщательно и со вкусом одет.