Она никогда в жизни не дралась. Даже в детстве. Из-за игрушки там или конфеты. Кто-нибудь скажет: ну и что же? Разве обязательно девочке или девушке драться?
Но она видела, как некоторые девчонки еще в школе бросались друг на друга с лихим кличем, вцеплялись в волосы, царапали ногтями лица. Ей было страшно не только подумать о физическом воздействии на кого-то, но и смотреть на драку между кем бы то ни было. Она старалась отойти куда-нибудь подальше, а если не было возможности, то съежиться, спрятаться и обязательно зажмуриться, чтобы ничего этого не видеть.
Может, поэтому она так испугалась возможного объяснения отношений между ней и мужем. Она стала бояться мужа даже не столько из-за инстинкта самосохранения, сколько потому, что, как ни крути, подозревать близкого человека в убийстве, не делая попытки с ним объясниться, страшно. А вдруг она ошиблась? Да и стал бы Михаил ей что-то объяснять? Скорее всего отделался бы общими фразами.
Но и сбежать от мужа она долго не решалась. И поначалу даже репетировала свою речь перед ним накануне своего поспешного отъезда. Чтобы сесть за стол переговоров и, глядя ему прямо в глаза, сказать: «Я ухожу от тебя, потому что не считаю возможным жить с человеком во лжи и в страхе…»
Фраза отдавала красивостью. И отсутствием конкретики.
Следовало бы сказать: «Я ухожу от тебя, потому что не могу жить с убийцей!»
Но ее язык не повернулся, чтобы произнести такие слова.
Об этих своих мыслях она никому не говорила. Ни тогда, когда уезжала, — матери, хотя и знала, что та ее поймет и не выдаст, ни теперь — Надежде. Почему? Ведь ей бы стало легче, переложи она кому-нибудь на плечи хоть часть своей нелегкой ноши.
Хорошо, что Надя увлеклась своим будущим домом и стала закупать для него миски-тазики, посуду и постель почти тотчас, как она с супругами Грушко договорилась.
Она все время была чем-то занята, иначе бы заметила, что Тоня все еще не в себе, и непременно добилась бы правды: почему подруга стала такой задумчивой и рассеянной?
Время бежало быстро. Через два дня Надя перебралась в свой новый дом — это было 30 апреля, а на первое мая она уже пригласила Тоню к себе на новоселье.
— Приоденься, — сказала Надя. — У меня будут гости.
— Кто? — удивилась Тоня.
В самом деле, еще недели не прошло со дня приезда Нади в Раздольный, а у нее уже собирались гости. Во множественном числе.
Оказалось, Надежда сразу перезнакомилась чуть ли не с половиной поселка и первым делом выяснила, есть ли в нем холостые мужчины и сколько.
Даже Тоня не знала об этом, хотя жила здесь почти уже год. Но Надя выяснила: вполне достаточно, чтобы имелся кое-какой выбор. И в результате уже через день она стала подругу просвещать:
— Между прочим, ты знаешь, что у твоей соседки Маши живет квартирант?
— Какой квартирант? — чуть ли не заикаясь, спросила Тоня; она не думала, что Маша станет от нее такое событие скрывать.
Да и вообще с того времени, как приехала Надя, соседка ни разу у нее не побывала, и Тоне следовало бы задаться вопросом: почему такое произошло? Но ей все было некогда, тогда чему удивляться, что ей и про квартиранта ничего не известно? Казалось, будто вдруг их взаимная симпатия полетела в тартарары.
— Не знаю. Какой-то мужик. Не то геолог, не то спелеолог.
Спелеолог и поселок Раздольный сочетались примерно как блинная в райцентре и кафе-суши в городе.
На самом деле Тоня слышала от местных, что в пяти километрах от Раздольного в горах имелись какие-то необыкновенные пещеры, то ли с особыми сталактитами, то ли сталагмитами — она путалась в этих названиях. Но она также знала и то, что их посещали только дикие туристы, а у спелеологов руки не доходили, что ли. Или ноги.
Случалось, порой эти дикие туристы уговаривали местного жителя дядю Гаврилу показать им местную достопримечательность — карстовые пещеры.
За деньги тот показывал эти самые пещеры, несколько небольших пещер недалеко от входа. Но ходить в глубь не хотел и громогласно заявлял, что если кто-то собирается пойти и заблудиться, то он не хочет потворствовать таким глупым желаниям и снимает с себя всякую ответственность за несанкционированные перемещения в утробе Земли… Именно так и говорил.
Между прочим, однажды к Тоне в калитку тоже стучались дикие туристы и спрашивали, не сдает ли она квартиру. Им хотелось проникнуть в пещеры, пусть даже и с риском для жизни. Такие были отчаянные ребята.
Но Тоня сдавать квартиру не собиралась. Туристов кто-то в конце концов отговорил: мол, в пещерах случаются обвалы. Вот разрешат их посещать официально, с опытными специалистами, тогда и пойдете.
Впрочем, Тоня этому не удивлялась. В крае было очень много неизученного, интересного, но невероятно медленно раскачивались администрации вот таких удаленных поселков, не понимая, какой доход может приносить туризм.
Глава одиннадцатая
Тогда прошло всего два месяца после ее бегства от мужа, и она не хотела никого видеть. Да и теперь она не желала даже за деньги лишать себя свободы и привычного душевного комфорта. Посторонние люди только мешали бы ей.
Зато соседка Маша, узнав о туристах, ей попеняла:
— Ко мне бы направила! Вон у нас летняя кухня имеется с двумя железными кроватями. Выбросить жалко. Кровати как кровати, и сетки на них непровисшие… И между прочим, летней она называется только потому, что в ней имеется печка, которую топят дровами, а тепла от нее больше, чем от котла… Мои мальчишки иной раз ссорятся, кому из них в летней кухне спать вместе с отцом, когда он пытается включить котел на полную катушку, а я задыхаюсь от жары и выгоняю его в пристройку. Уж там они такую баню устраивают, что даже спят почти голые…
Тоня извинилась, что она не подумала без спроса направить к Маше чужих людей, однако в следующий раз непременно это сделает. Но видно, соседка обошлась и без нее.
Никто в поселке не знал, когда начинается сезон лазания по пещерам, да и есть ли он, но, наверное, теперь, при такой-то жаре, в пещеру залезть — лучше и не надо. Прохладно, воздух свежий. Однажды Тоня была в пещере и, как не покажется странным, надышаться не могла — такой чистый в ней оказался воздух.
— Это что! — сказал ей директор, когда в его присутствии заговорили о пещерах. — В нашей стране есть такие солевые пещеры, где люди лечат астму. Я думаю, на Земле ничего не делается просто так.
— Ну да, не делается! — вмешался в разговор водитель директора; вообще Леонид Петрович своим присутствием создавал вокруг такой благоприятный психологический климат, что каждый человек чувствовал себя индивидуумом и немедленно вступал в спор с шефом. — А как же цунами в Таиланде? Вон сколько людей погибло…
— Я мог бы по этому поводу рассказать тебе анекдот, правда, с бородой, но боюсь, ты не поймешь, — хрюкнул директор, веселясь непонятно почему.
