Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
По северо-восточному, повторил Бонплан. Да разве в этом тумане разберешь, где верх, а где низ!
Там! сказал Гумбольдт и решительно ткнул неизвестно куда.
Согнувшись пополам, они месили снег вдоль отвесной стены, выщербленной ветром и выкрошенной так, что образовались колонны. Высоко наверху, показываясь на мгновения и снова исчезая, к вершине устремлялся острый заснеженный гребень. Инстинктивно они наклонялись при ходьбе влево, там склон был схвачен ледяной коркой и поднимался более полого. А справа от них разверзлась бездна. Бонплану поначалу вовсе не бросился в глаза одетый во все темное господин, который со скорбным видом шагал рядом с ними. Только когда он превратился в геометрическую фигуру, напоминавшую дрожащие пчелиные соты, ему стало не по себе.
Там слева, обратился он к Гумбольдту, там что — нибудь есть?
Гумбольдт быстро посмотрел туда, куда показывал Бонплан.
Нет.
Хорошо, вздохнул Бонплан.
На маленькой узкой площадке они остановились передохнуть, у Бонплана пошла носом кровь. Краем глаза он озабоченно следил за медленно приближающимися к ним дрожащими сотами. Он покашлял и сделал глоток из фляги. Когда кровотечение прекратилось и они смогли двинуться дальше, он почувствовал облегчение. Если верить часам Гумбольдта, они пробыли в пути всего несколько часов, Туман сгустился настолько, что различия между верхом и низом уже не было. Куда ни глянь, всюду непроницаемая белая пелена.
Теперь они проваливались по пояс. Гумбольдт вскрикнул и исчез в занесенной снегом яме. Бонплан разгреб снег руками и, ухватив его за сюртук, вытащил наверх. Гумбольдт отряхнул руками снег со своей одежды и убедился, что инструменты целы и невредимы. На выступе скалы они подождали, пока туман немного не рассеялся и стало светлее. А там и солнце скоро проглянет.
Старый друг, сказал Гумбольдт. Ему не хочется впадать в сентиментальность, но пришел великий момент, и после такого длинного и тяжкого пути он должен все-таки сказать ему следующее.
Бонплан навострил уши. Но так ничего и не услышал. Гумбольдт, похоже, забыл, что хотел сказать.
Ему не хотелось бы показаться занудой, начал Бонплан, но тут что-то не так. Вон там, справа от них, нет, еще чуть-чуть дальше, нет, левее, вот теперь правильно, там. Какой-то странный предмет, похожий на звезду из ваты. Или на дом. Ему остается только предполагать, не плод ли это его воображения?
Гумбольдт кивнул.
Бонплан спросил, есть ли у него серьезные причины для беспокойства.
Это как посмотреть, сказал Гумбольдт. Все дело, по-видимому, в разреженности воздуха и изменении его состава. Миазмы, он имеет в виду ядовитые испарения, можно, пожалуй, исключить. Между прочим, врач здесь не он.
А кто же тогда?
Поразительно, заметил Гумбольдт, как плотность воздушных масс неизменно уменьшается по мере подъема вверх. Если вести расчеты с учетом высоты, можно вычислить, с какой точки начнется вакуум. Или где, принимая во внимание снижение температуры точки кипения, закипит в жилах кровь. Что касается его самого, так он, к примеру, видит с некоторых пор пропавшую собаку. Шерсть висит клочьями, одной лапы нет и одного уха тоже. И она не проваливается в снег, а глаза темные и тусклые, как у мертвой. Малоприятное зрелище, он все время сдерживается, чтобы не закричать от горя. И, кроме того, его постоянно занимает мысль, какую оплошность они совершили, не дав бедняге имя. Правда, может, в этом не было особой необходимости, ведь у них была только одна собака?
Во всяком случае, ни про каких других ему ничего не известно, сказал Бонплан.
Гумбольдт кивнул, немного успокоившись, и они стали взбираться дальше. Под снегом прятались расселины, и поэтому они шли медленно. Внезапно туман на короткое время рассеялся, и они увидели, что стоят на краю пропасти, но ее тут же заволокло туманом.
Еще и десны кровоточат, с упреком пробормотал Гумбольдт, ну что за дела, со стыда сгореть можно!
У Бонплана опять пошла носом кровь, а его руки, несмотря на шарф, ничего не чувствовали. Он извинился, опустился на колени, и его вырвало.
Они осторожно карабкались по отвесной стене. Бонплану вспомнился день, когда они застряли под тропическим ливнем на острове посреди Ориноко. А как им, собственно, удалось оттуда выбраться? Он что-то не припоминает. Только он собрался спросить об этом Гумбольдта, как у того из-под ноги выкатился камень и ударил Бонплана в плечо. От резкой боли он чуть не сорвался со скалы. Бонплан зажмурился и потер лицо снегом. Это привело его в чувство, хотя дрожащие пчелиные соты по-прежнему висели рядом, и что еще более скверно, всякий раз, когда он пытался опереться на отвесную скалу, она от него немного отодвигалась, подаваясь назад. Временами скала глядела на него лицами, изборожденными дождем и ветром, иногда презрительно, а иногда со скучающим видом. К счастью, туман закрыл бездну и заглянуть туда не было возможности.
А помните на острове? прокричал Бонплан. Как же мы, собственно, оттуда выбрались?
Гумбольдт медлил с ответом, и Бонплан давно уже забыл, что задал ему вопрос, но тут Гумбольдт повернул наконец к нему голову. Хоть убейте его, не помнит. А действительно — как?
Высоко над их головами в тумане появились просветы. Они увидели клочок голубого неба и конус горной вершины. Холодный воздух был настолько разреженным, что даже при глубоком вдохе в легкие почти ничего не попадало. Бонплан попытался измерить свой пульс, но все время сбивался со счета и в конце концов махнул на это рукой. Они вступили на узкую перемычку, покрытую снегом, под ней зияла расщелина.
Смотреть только вперед! скомандовал Гумбольдт. Вниз ни в коем случае!
Но Бонплан тотчас нарушил запрет — заглянул в пропасть. Ему почудилось, что перспектива смещается: бездна неслась на него, а перемычка рухнула вниз. В ужасе он вцепился в свою палку.
Где же мостик? выдавил он, заикаясь.
Только вперед! приказал Гумбольдт.
Но скалы-то больше нет, простонал Бонплан.
Гумбольдт замер. В самом деле, под ногами у них был не камень, а висящая в воздухе изогнутой дугой намерзшая ледяная кромка. Он уставился вниз.
Не думать об этом! сказал Бонплан. Только вперед!
Вперед, повторил Гумбольдт, не двигаясь с места.
Просто идти вперед и все тут! крикнул Бонплан.
Гумбольдт подчинился.
Бонплан осторожно переставлял ноги. Ему казалось, что он уже долгие часы идет по снегу и слышит его хруст, ни на минуту не забывая, что между ним и бездной тонкая корка из кристаллов льда. До конца своей жизни, уже взятый в Парагвае в плен, влачивший потом в бедности свое одинокое существование, он до мельчайших подробностей помнил этот переход: жидкие облака в дымке, белый разреженный воздух, бездна по нижнему краю поля зрения. Бонплан попробовал замурлыкать песенку, но голос, который он услышал, был не его, пел кто-то другой, и тогда он замолчал. Бездна, вершина горы, небо и хруст льда под ногами длились бесконечно: они все шли и шли. И все никак не могли дойти. Пока наконец — Гумбольдт уже ждал его и протягивал ему руку — он не почувствовал, что стоит на твердой земле.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
