Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Мимо нас, опустив лицо, проскользнула санитарка. Врач, присев к столу и сдвинув букет, быстро и размашисто что — то писал в тетради, похожей на амбулаторную карту. Его рассеянный взгляд зацепился за фотографический портрет Станиславского в узкой латунной рамке и повис на нем. Он махнул рукой, перехватил свой металлический чемоданчик и стал спускаться по лестнице. Паша вдруг подошел к урне, вытащил упаковку и еще раз ее осмотрел — с той стороны, где выбит номер партии.
— Надо же, — усмехнулся он с непонятной мне гордостью, — моим травятся.
Через пару минут мы все оказались внизу. Павел стоял у самых дверей, которые были распахнуты настежь и прижаты обломком кирпича, чтобы прошли носилки, и страдальчески смотрел на улицу. Кончик его начищенного ботинка обдала розовая пыльца кирпичной крошки, и кафельная плитка пола была утоптана слабо — багряными очертаниями следов.
— Родителям надо позвонить, — сказал я.
— Да сказали, звонили уже, — проговорила Настя, поежилась и задрожала плечами.
Мы отправились вслед за машиной “Скорой помощи”, около Каменного моста потеряли ее из виду, потом нагнали на Люсиновской и к больнице приехали первыми.
— Чего теперь делать — то? — спросил Павел, когда носилки с Ксенией внесли в здание.
— Переживать, — сказал я.
— Не уходи, — попросил Павел. — Посидим. Что — то мне не по себе.
Мы выехали из переулка на Суворовский, проехали надломленными бульварами и в поисках ночного магазина свернули на Тверскую. Прохожих было уже мало, закрытые магазины высвечивали тусклыми витринами, зато вдоль улицы и в переулках, как тараканы в дурно устроенном доме, гнездовьями стояли проститутки. Их крашеные волосы желтели в темноте.
Было промозгло и сыро, хрипло свистящие машины шумно бросали на тротуар ровные фонтаны бурой воды, похожие на вывороченную плугом землю, и они медленно сползали по коническим основаниям фонарей. Фонари, как погубленные цветы, устало созерцали жизнь улицы, роняя продолговатые головки ламп с высоты стройных металлических стеблей. К обочине привалился милицейский автобус, набитый, точно бродячими собаками, молодыми женщинами всех мастей. Двери его были открыты, внутри было темно и тихо. Рядом стоял огромный белый плоский “ford” с синей полосой по борту и тремя мигалками на крыше и прогуливался сержант в бронежилете и с автоматом.
— Да ничего не будет, — сказал вдруг Павел. — Вон, Юра этот с гера слезал — целую пачку сожрал. Только потек весь, и всех делов. — В его голосе сквозила нарочитая беспечность, и чувствовалось, что сам он хорошо это понимал.
Когда мы выходили из магазина, нам пришлось обойти девушку, извивавшуюся в руках милиционеров. Двое тащили ее за руки, а она оседала всем телом и терлась задом об асфальт. Около метался щуплый капитан с рацией и распоряжался, размахивая свободной рукой. Прохожие испуганно шарахались и жались к стене дома, где был книжный магазин, и стремились поскорее миновать это действо. Книги, установленные в витрине на наклонных полочках, названиями наружу, лежали будто в шезлонгах, лениво поглядывая, что делается на свежем воздухе. Одна из них называлась так: “Жизнь и нравы насекомых”.
К нам прибилась какая — то девушка — она подошла откуда — то сзади и втиснулась между мной и Пашей, судорожно вцепившись нам под локти холодными руками. Ее тень на блестящем асфальте соединилась с нашими под зыбкими штрихами мокрых отражений.
— Можно я с вами здесь пройду до угла? — забормотала она, стреляя глазами по сторонам — туда, где молодую женщину уже несли на руках, ловя ее брыкающиеся полные ноги.
— Сережа — а! — закричала та визгливо, и крик закружился и погиб в стремительном свисте несущихся мимо машин.
Наша новая знакомая заметно продрогла. Ноги ее путались в длиннющей черной юбке, распоротой до бедра по ночной моде, и несколько раз она оступалась, подворачивая высокий каблук, и проваливалась на внешнюю сторону щиколотки.
— Можно не до угла, — сказал Паша.
Девушка слабо улыбнулась, благодаря, но продолжала внимательно следить за улицей, водя глазами, широко раскрытыми испугом и косметикой. Так мы и подошли к машине — втроем.
— А где твои? — спросил Паша, имея в виду сутенеров. — Ты одна, что ли?
— Одна, — сказала девушка и поежилась. — Санта, — кокетливо представилась она Чапе, протянув ему закоченевшую ладошку. Ладошки он, правда, не принял и грубо промямлил:
— Ты что, не русская?
— Почему не русская? — удивилась “Санта”, — я русская. Из Белоруссии.
— Из Белоруссии, — повторил Чапа и включил зажигание.
“Санта” уселась между нами на заднем сиденье. Немного поколебавшись, она снова взяла нас под руки.
— У вас поесть найдется? — неожиданно спросила она.
— Поищем, — усмехнулся Паша. — Ну что, куда поедем?
— У меня сосед, — напомнил я.
— Понятно, — кивнул Паша, и автомобиль покатил в контору.
В конторе мы вывалили из пакетов снедь, грубо сервировали наш стол, смахнули с водки пробку и наскоро выпили. Чапа не составил нам компании и умчался по своим делам. Девушка сидела смирно и старательно делала вид, что подобная обстановка для нее дело привычное. Разве только картина, около которой электрик не так давно организовал изящную подсветку, ее немного смущала. Она все время на нее смотрела; сначала ненадолго вскидывала глаза, а потом уставилась прямо и открыто ее разглядывала. Вполне возможно, что картина — то действительно была здесь в ее глазах единственная невидаль.
— А эта картина у вас…
— Старая, — не без гордости сообщил Павел. — Ей сто лет.
— Девяносто семь, — уточнил я.
“Санта” не сводила с картины зачарованных глаз.
— Смотри ты, — протянула она восхищенно и взяла бутерброд, — а ведь совсем как новая.
Пальцы несли след давнишнего ухода, а ногти пестрели облупившимся лаком. Глядя на картину, она быстро съела три бутерброда, потом подумала и взяла еще один.
— Выпьешь? — спросил Павел.
“Санта” решительно кивнула.
— А я никогда на море не была, — сказала она и спросила тут же: — Где ванна?
Спустя несколько минут она возникла, белея обнаженным телом. Я поперхнулся и перестал жевать, а она победоносно улыбалась. Один из передних зубов у нее был короче остальных и другого цвета — прозрачно — серого. От пудры ее лицо казалось расплывчатым пятном, как маска, и было светлее туловища и даже белее кожи на груди.
— Ты б оделась, — искоса взглянув на нее, заметил Паша. — Простудишься.
— Да? — спросила она не очень уверенно.
— Точно тебе говорю, — подтвердил Паша и налил еще.
Она оделась и закурила.
— Ну что, Санта, — спросил Паша, — как жизнь?
Пашина простота невольно располагала к доверительным беседам.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
