— Так она уже помогала, — замечает он вполне логично.
— Я хотела сказать — полный рабочий день.
— Значит, она больше не работает в центре спасения?
Карие глаза в упор смотрят на меня из-под густых бровей, и я сознаюсь:
— Дэн поймал ее с сигаретой на сеновале.
Он молчит, только выражение лица неуловимо меняется. Я принимаюсь объяснять:
— У нее переходный возраст и все такое…
— Не трудись, — говорит он, вскидывая ладонь. — У меня у самого дочка-подросток. Я знаю, какие они, тинейджеры.
Сколько мы с ним разговаривали прежде — то за обедом, то у изгороди паддока, — и хоть бы раз упомянул о дочери, о бывшей жене. Обида мешается во мне с любопытством. Уж про дочку-то мог бы при случае рассказать!
— Ева очень во многом могла бы мне подсобить, — говорит он. — Дел куча. Ты не волнуйся, я присмотрю, чтобы она больше не влипла в неприятности. А если увижу, что курит в конюшне…
Он чиркает ребром ладони по горлу.
— На месте убью!
— Да на здоровье, — невольно улыбаюсь я.
Он улыбается в ответ и исчезает внутри.
Вновь оставшись одна, я смотрю на выгул. Гарра наконец успокоился. Он стоит в дальнем углу и пристально смотрит на дорогу. Его бока тяжело вздымаются, ноздри расширены.
И вот тут происходит нечто совсем неожиданное. Он поворачивается ко мне, и я слышу короткий гоготок.
Я смотрю на него, не в силах поверить и не решаясь двинуться с места.
А потом иду в офис и делаю очередную глупость.
* * *
— Алло?
— Здравствуйте, могу я поговорить с Иэном Маккалоу?
— Я слушаю.
— Иэн, вы меня, вероятно, не помните… Это Аннемари Циммер вас беспокоит.
Я умолкаю, давая ему время порыться в памяти. Он не отвечает, и я продолжаю:
— Мы когда-то выступали на одних соревнованиях. Это было много лет назад…
— Ага, вспомнил, — говорит он. — Ну как же — Клермонт!
От этих слов мне сразу делается худо, хотя, казалось бы, все давно быльем поросло. Неудивительно, что первым долгом ему вспомнилось то мое падение. Уж верно, оно стало заметным событием даже в его жизни. Я запоздало спрашиваю себя, не на глазах ли у него все случилось. И еще — понимает ли он, что не видать бы ему места в олимпийской команде, если бы я не разбилась?
— Все верно, — говорю я.
Я судорожно ищу способ, как бы плавно перейти к интересующей меня теме. Хорошо бы он поддержал светскую болтовню, но он молчит и ждет, что я скажу.
— Знаете, Иэн, — говорю я, — так вышло, что некоторое время я не следила за спортивными событиями. Можно сказать, выпала из обращения…
— Ну да, — говорит он, как бы предлагая мне перейти к делу.
Я вдруг вспоминаю, почему он никогда мне не нравился. Спорю на что угодно, на нем и сейчас клубная куртка с гербом, а из кармана выглядывает маленький розовый платочек.
Я продолжаю:
— Понимаете, я только недавно узнала, что у вас был брат моего Гарри. Моего коня, который погиб там, в Клермонте.
Он молчит.
— Короче, я узнала про Гарру. Про то, что существовал еще один полосатый конь, достигший очень высокого уровня. И про то, какое несчастье с ним произошло…
В трубке — по-прежнему ничего, лишь слабые потрескивания. Мне начинает казаться, что нас разъединили.
— Алло, вы слушаете?
— Да, слушаю, — говорит он.
Судя по тону, он хранит непрошибаемое хладнокро вие. Однако я зашла слишком далеко, чтобы оставить намерение двигаться напролом.
— Простите, Иэн, не могли бы вы подробнее рассказать, что там случилось? Я слышала краем уха, вы потеряли Гарру в какой-то аварии…
— Слушайте, зачем вы позвонили?
— Он был братом Гарри, и я… Просто я знаю, что это такое — потерять подобную лошадь.
— У меня нет времени предаваться воспоминаниям. Все было в газетах. Просмотрите подшивки.
И с этими словами он вешает трубку, даже не попрощавшись.
* * *
Почти сразу же телефон звонит снова. Я так хватаю трубку, что опрокидываю его.
— Алло? — отвечаю я, поймав аппарат на грани падения со стола.
— Аннемари, это вы? — спрашивает женский голос.
— Да, — отвечаю я, несколько успокоившись — благо это не Иэн.
— Это Кэрол Мак-Ги вас беспокоит.
Охо-хо. На проводе моя адвокатша. От которой я в последнее время более-менее успешно скрываюсь.
Теперь она берет меня в оборот. Поняв суть ее речи, я даже отдаляю трубку от уха, спасаясь от сплошного потока слов. Невозможно поверить, что источник визга и лая — та рассудительная, сострадательная брюнеточка, которая за руку ввела меня в свой отделанный в медовых тонах кабинет и принялась объяснять, каким образом закон ограждает бедных женщин от бессовестных мужиков наподобие Роджера. Она смотрела с таким пониманием и заботой, даже пододвигала коробку с одноразовыми платочками — вдруг пригодятся. Не пригодились…
Вопли наконец прекращаются, и я снова подношу трубку к уху.
— …Так что подумайте над этим, Аннемари. Вы по-прежнему хотите, чтобы я представляла ваши интересы?
— Господи, ну конечно, — отвечаю я.
Еще не хватало, чтобы моя адвокатша бросила меня накануне судебного разбирательства.
— В таком случае вам нужно быть на связи. Я должна знать, что, если посылаю вам какие-то документы, вы их прочитаете. А если оставляю сообщение, вы перезвоните. Тем более что суд не за горами…
— Ну конечно, — говорю я. — Виновата. Простите. Я хочу, чтобы вы по-прежнему меня представляли.
Она молчит, и я стискиваю от волнения зубы. Пожалуйста, Боженька, ну пожалуйста, ну что Тебе стоит…
— Значит, договорились, — произносит она наконец. — Но если вы опять пропадете, так и знайте, я умываю руки. Как я смогу представлять вас, если вы будете от меня прятаться?
* * *
А я от нее совсем даже не пряталась. Нечего напраслину городить. Я ей «мыло» послала, как только сюда приехала.
Телефонного номера там, правда, не было. Виновата, упустила из виду. А потом так вышло, я в свой ящик и не заглядывала. Я не только ее писем не читала, и я того, что Роджер мне писал, не просматривала. И всю ту белиберду, которой исправно снабжала меня служба подбора рабочих мест, натравленная на меня прежними работодателями. Ну не готова я прямо сейчас в эти их разборки вникать. Тут столько всякого происходит…
Но откуда Кэрол об этом знать? Ей только известно, что мой новый номер пришлось добывать через Роджера. Вот она и писает кипятком, и, если откровенно, я винить ее не могу.
