— А я тебе говорю, что ты — мой ангел, сокровище мое ненаглядное! Она заботится обо всем. Я бы давно пустил себе пулю в лоб, когда бы тебя у меня не было.
— Ты одолжил их у Фреда?
— Да, пятьсот злотых. У меня раскалывается голова, пойду спать. Только распорядись, чтобы мне поставили возле кровати газированную воду и лимон…
— Уже все приготовлено.
— Счастье ты мое, — он протянул к ней руки.
Кейт сделала вид, что не замечает, и сказала:
— Сейчас ложись, я разбужу тебя в три. Сегодня обедать с нами будет Тукалло.
— Хорошо, — ответил он покорно, — я, должно быть, выгляжу омерзительно. Иду спать, Кейт. Голова у меня сейчас раздробится на части.
— Спокойного сна.
— А ты помни, что я дал тебе честное слово. Если не сдержу, имеешь право дать мне в морду.
— Не употребляй таких слов, Гого.
— Но ты веришь мне?
— Верю, верю, спокойного сна, Гого.
Когда он закрыл за собой дверь, она опустилась на стул, сжав руками виски, и долго сидела не двигаясь. Потом тяжело поднялась и занялась своими ежедневными делами. Нужно было подготовить грязное белье для стирки, убрать в двух комнатах, почистить серебро и навести порядок в ванной. У нее кружилась голова, когда она приступила к уборке, однако она предпочла бы заболеть, чем сказать Марыне заняться этой работой. Ей было стыдно уже оттого, что служанка могла слышать поздние возвращения Гого и его бормотание.
Около часу дня раздался звонок в передней. Кейт слышала, как Марыня открыла дверь и с кем-то разговаривала.
Вскоре она вошла и сказала шепотом, подавая визитную карточку:
— Пришел какой-то молодой пан, спрашивал нашего, а когда я сказала, что он спит, поинтересовался, есть ли вы.
Кейт взглянула на карточку и вздрогнула. Там были только имя и фамилия: Роджер Тынецкий.
«Что ему нужно?» — промелькнула в голове мысль.
Ее охватило беспокойство. Она была почти уверена, что он приехал сообщить Гого, что снижает пенсию или даже лишает ее совсем.
— Зачем ты сказала ему, что пан спит? — в тоне Кейт звучало осуждение. — Я говорила тебе уже не раз, что всегда прежде нужно спросить у меня. Проводи его в кабинет.
Она быстро сняла фартук и спрятала салфетку для пыли. Роджер вошел и остановился в дверях. Он очень изменился, правда, видимо, потому, что она никогда не видела его в такой одежде. На нем был хорошо скроенный коричневый костюм и темно-красный галстук. Кроме того, сейчас он носил короткие подстриженные усы. Его взгляд показался Кейт критичным, острым и пронизывающим.
— Я прошу великодушно извинить меня за мой визит, — произнес он. — Собственно, дело у меня к вашему мужу. Однако если я не могу видеть его, то вынужден затруднить вас. Я задержался в Варшаве лишь на несколько часов.
— Но мне очень приятно видеть вас, — сказала Кейт, соблюдая правила приличия и подавая ему руку. — Прошу вас, садитесь.
— Благодарю.
Он сел и достаточно откровенно огляделся вокруг.
— Мне писала тетя, — начала Кейт, — что вы собираетесь в путешествие.
— Да. Как раз сегодня я выезжаю в Лондон, а оттуда в Америку.
— Недолго вы отдыхали в Прудах.
— Я умышленно сократил там свое пребывание по двум причинам, о которых вы с легкостью можете догадаться.
— К сожалению, это не так легко.
— Пожалуй. Не в моих правилах навязываться кому-то, а я заметил, что мать совсем не радуется моему приезду. Это во-первых. Во-вторых, меня это нисколько не удивило: я еще не совсем отесан, хотя и не жалел сил, чтобы приобрести хорошие манеры.
— Я не нашла в письме тети, чтобы она была недовольна вашим приездом или упрекала вас в неумении вести себя в обществе.
— В таком случае, в письме она была более благосклонна ко мне, чем при личной встрече. Она только назвала меня самоуверенным, что следовало понимать наглым… — Горько усмехнувшись, он добавил: — Хотя она права, это, несомненно, успели отметить и вы.
— Вы ошибаетесь, — покачала головой Кейт. — Ничего подобного я о вас не подумала.
Он кашлянул и нахмурил брови.
— Но давайте перейдем к делу, которое привело меня сюда. Вы интересуетесь делами мужа?.. То есть знаете ли вы о них что-нибудь?
— Думаю, да.
— Так вот, ваш муж получает пенсию из Прудов.
— Это мне известно.
— Пенсию высылает адвокат Гимлер. Как я проверил, точно в срок первого числа каждого месяца. Адвокат представил мне письмо пана Зудры с просьбой выслать ему три тысячи аванса. Я, признаться, не знаю, что думать об этой просьбе, и поэтому я приехал, чтобы лично поговорить с ним. Но если вы столь любезны, я позволю себе спросить у вас, что это может означать?
Кейт покраснела.
— В такие подробности я не посвящена.
— А могу я рассчитывать на откровенный ответ?
— Я слушаю вас.
— Хватает ли той пенсии, которую получает пан Зудра, чтобы жить в достатке и вести достойный образ жизни?
Она была в замешательстве, потому что не знала, к чему ведут его расспросы, и решила ответить в соответствии с собственными убеждениями.
— Думаю, хватает.
— Так почему возникла просьба об авансе?
— Не знаю. Возможно, у него были какие-то непредвиденные расходы, может быть, собирался принять участие в каком-нибудь предприятии. Боюсь, что не смогу вам объяснить.
Роджер сжал губы.
— И я буду честен с вами. Мне поступила информация, что пан Зудра ведет расточительный образ жизни. Неважно, как и от кого я узнал об этом. Во всяком случае, этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, что выделение ему каких-то авансов или помощи было бы равносильно выбрасыванию денег на ветер. Есть еще и другая сторона дела: пан Зудра — мой родственник, так как стал вашим мужем, мужем моей сестры. — Роджер слегка покраснел и добавил: — Я прошу меня извинить, что осмелился напомнить об этом родстве, это наглость с моей стороны.
— Я вовсе так не думаю, — она попыталась улыбнуться.
— Так вот, — он перевел дыхание, — поэтому я решил рассмотреть просьбу пана Зудры положительно. Речь идет, конечно, о долгах. Мне известно, что за квартиру вы не платите уже два месяца. Много ли еще таких задолженностей?
— Таких домашних, — ответила Кейт, опустив голову, — где-то около девятисот злотых, точнее, девятьсот сорок.
— А сколько еще долгов?
— Думаю, около двух тысяч злотых.
Он кивнул головой.
— Так вот, я оставлю тысячу злотых на покрытие домашних долгов, но только исключительно в ваше распоряжение. Я совершенно уверен, что если я попрошу, чтобы эти деньги ни на что иное не были потрачены, — подчеркнул он, — а вы это любезно пообещаете, у меня не будет сомнений на этот счет.
