Далекие от мысли принести свет великой цивилизации в Испанию — как многие, возможно, считали до сих пор, — мусульмане явно пришли в восторг от идеи получить в свое распоряжение богатую и роскошную страну. Ссылка на испанцев как на «греков» показывает, что арабы объединяли жителей Испании с византийскими греками, чьи роскошные города наполняли их предков восхищением, когда те начинали свою карьеру завоевателей и грабителей.
Та же нотка благоговения и восторга повторяется в отчете о великой битве, определившей участь Испании, битве, в ходе которой Родерик, последний вестготский король, исчез, и никто не знал, что с ним случилось. «Мусульмане, — писал Ибн-аль-Асир, — нашли его белого коня, завязшего в трясине, с седлом из позолоченной оленьей замши, украшенным рубинами и изумрудами. Также они нашли его мантию из золотой парчи, расшитую жемчугом и рубинами…» Неподалеку они обнаружили одну сандалию Родерика из серебряной парчи. Внимательность, с которой перечислены эти ценные детали, доказывает, как мне кажется, что, кроме обычной семитской любви к таким перечням, арабы остро чувствовали: они, чьи предки жили в шатрах из козьей шерсти, вступили в мир немыслимых богатств. Так вестготская Испания закончилась имеете с королем, который исчез неведомо куда, с украшенным драгоценностями седлом, золотой мантией и серебряной сандалией, а также лошадью без всадника на краю болота.
Арабское вторжение совпало по времени с расцветом династии Омейядов — халиф держал свой двор в Дамаске. Я часто слышал, как люди говорят «халиф», словно этот титул синонимичен титулу «султан». Но теоретически в одно время может быть только один халиф, глава ислама, потомок Пророка, хотя на практике нередко бывало несколько халифов, соперничавших за престол, как бывало и несколько соперничающих пап, притязавших на Рим. Именно при правлении этой могучей династии пала Испания, и арабским полководцам пришлось донести о победе халифу в Дамаске и отложить для него пятую часть награбленной добычи. Напоминает завоевание испанцами Мексики и Перу: Кортес и Писарро всегда тщательно заботились о «королевской пятине» из награбленного золота и откладывали часть добычи для Карла V, прежде чем делить остальное. Кортес имел обыкновение отчитываться своему монарху в Испании — как поступили и эмиры по отношению к халифу в Дамаске.
Арабские полководцы зависели от Дамаска еще примерно сорок пять лет, пока, после кровавого переворота, Омейяды не были свергнуты Аббасидами, а трон халифата не переместился из Дамаска в Багдад. Это знаменитая династия, к которой принадлежит и Харун ар-Рашид, известный европейцам по сказкам «Тысячи и одной ночи». Аббасиды убили всех членов семьи Омейядов, кроме юноши по имени Абд ар-Рахман, который бежал и после многих романтических приключений решил переправиться в Испанию в надежде, что там остались верные свергнутой династии. Ему повезло: он нашел сторонников и поверг правящего эмира в битве, в которой, говорят, скакал на единственной пригодной для этого лошади, а в качестве знамени использовал размотанный зеленый тюрбан, привязанный к оголовку копья. Став эмиром Кордовы, он, естественно, не собирался хранить верность убийцам своей родни, и мусульманская Испания сделалась независимым государством. Единственная попытка призвать Абд ар-Рахмана к порядку была подавлена; обезглавив бунтовщиков, эмир законсервировал их головы с помощью соли и камфары и отослал в ящиках багдадскому халифу. В течение тридцати лет ему наследовали шесть эмиров, а затем величайший из его потомков, Абд ар-Рахман III, объявивший себя халифом по праву омейядской крови; мусульманская Испания стала известна как Кордовский халифат. На основу римской Испании, полученную арабами в наследство, наложились блистательные цивилизации Византии и мусульманского Востока. То был золотой век ислама. Халифы купались в величайшей роскоши, охраняемые пятью сотнями копейщиков-телохранителей. Они одевались в парчу с вытканными золотом именами и титулами и жили во дворцах и садах, которые, казалось, перенесли в Испанию Багдад «Тысячи и одной ночи». Каждый корабль, бросавший якорь в порту Севильи, привозил что-нибудь новенькое: художников, поэтов, сундуки с манускриптами, ученых из Багдада, певцов, великолепные коптские вышивки из Египта, золотой фонтан из Константинополя; конечно же, европейские паломники, видевшие Кордову в те времена, считали ее чудом света — «жемчужиной вселенной».
Но неважно, насколько великолепным арабский мир выглядел в Испании или где-либо еще, — его всегда отравляли раскол и междоусобицы, и об арабе можно без сомнения сказать, повторяя пословицу, что он сам себе злейший враг. Блистательная эпоха Кордовского халифата продолжалась лишь чуть больше века, а затем халифат пал жертвой обычных ожесточенных и вздорных смут. Больше халифов в Испании не было. Вместо них были кордовские султаны двух разных династий, чье правление окончилось в 1225 году. Когда Фердинанд III захватил город, он получил всего лишь тень некогда прекрасной столицы халифата. Мусульманские силы переместились в Гранаду, где около двухсот пятидесяти лет султаны наследовали друг другу до разгрома, учиненного Фердинандом и Изабеллой в 1492 году.
Путешественник в Испании, возможно, обнаружит, что ему проще понять мавританскую Испанию, если он представит этот период как оккупацию, прошедшую четыре фазы развития: примерно сорок пять лет мусульманской колонии; сто тридцать лет независимого эмирата; сто лет халифата и двести пятьдесят лет на сильно уменьшившейся территории, управляемой мелкими султанами.
Против истории мусульманского Голиафа следует выставить историю христианского Давида. Бывали времена, когда сопротивление сарацинам оказывали лишь несколько воинов в пещере. С первыми успехами ряды воителей стали пополняться, на севере появились христианские королевства Астурия, Леон, Наварра, Арагон и графства Барселона и Кастилия; ими управляли короли и дворяне, которые нередко говорили по-арабски, носили тюрбаны и женились на мусульманках. Но не имеет значения, насколько тесными были их связи с арабами: за их спиной стояли церковь, закон, язык, оставшийся от Рима, и чувство принадлежности к Европе. Внутренние раздоры, почти столь же яростные, как и те, что предали врага в их руки, мешали христианам уничтожить изолированный и потакавший своим прихотям оплот ислама несколько веков, но все-таки это им удалось.
Арабы в Испании, видимо, оказались приятными и терпимыми завоевателями. Да, они бывали жестокими и вспыльчивыми, особенно по отношению друг к другу: они могли украшать свои террасы цветами, высаженными в черепа врагов, или приказать муэдзину призывать к молитве с «минарета» в виде горы трупов, как в Леоне. Но они никогда не пытались искоренить христианство и не заставляли христиан носить выделяющую и унижающую их одежду, не запрещали колокольный звон и кресты, как случалось в других частях света. Они даже позволяли своим христианским врагам выкапывать кости их святых, если те покоились на мусульманской территории.
Арабы, которые не привезли с собой женщин, нашли в испанских дамах все, на что надеялись; и история, насколько мне известно, не говорит ни об одной женщине, выбросившейся из окна, чтобы не выходить замуж за араба или мавра. Примером, которому скоро последовали многие, стал первый эмир, Абд аль-Азиз, женившийся на Эгилоне, вдове короля Родерика. Она, говорят, укоряла нового мужа за недостаточность выказываемого ему уважения, поскольку все мусульмане равны перед законом. «Почему это, — спрашивала она, — я не вижу, чтобы люди возвеличивали тебя и поклонялись тебе, как готы поклонялись моему мужу, королю Родерику?» Эмир отвечал: «Потому что это противоречит нашей религии». Но жена настаивала на своем, и чтобы удовлетворить ее, эмиру пришлось пробить низкую дверь перед троном, так что посетителям приходилось наклоняться, чтобы приблизиться к нему.
