Мы двинулись назад к машине и, хотя успели основательно промокнуть, всё же поехали к геологической достопримечательности, известной как Буллерс оф Бучан. Эта перпендикулярная плоская скала соединена одной стороной с высоким берегом, а с другой круто вздымается высоко над уровнем моря. Открытая верхушка, с которой можно видеть темную пучину воды, струящуюся во впадину через провал в низшей части Буллерс. Она имеет вид громадного колодца, огороженного стеной. Края Буллерс совсем не широкие, и для тех, кто ходит по ним, оказываются очень узкими. Человек, который осмелится посмотреть вниз, увидит, что, если его нога соскользнет, он рухнет со страшной высоты на камни с одной стороны или в воду с другой. Мы, тем не менее, обошли все кругом и были довольны, что прогулка закончилась благополучно, потому что хотя дождь и спал, все равно было довольно скользко.
Спустившись к морю, мы увидели несколько лодок с гребцами и решили исследовать Буллер у его подножия. Мы достигли арки, которую проделала вода, и оказались в таком месте, которое, даже если вы совсем не думаете об опасности, наводит самый настоящий ужас. Своеобразный бассейн, в который мы спустились, был почти кругл, имел, наверное, 30 ярдов в диаметре. Мы были окружены естественной стеной, круто поднимающейся со всех сторон до высоты, навевая мысль о безысходном заточении. Доступ света был полностью преграждён, царил гнетущий мрак. Вокруг нас была отвесная скала, над нами далекое небо, внизу — толщи воды неизвестной глубины. Если бы я таила злобу на блуждающего духа, то вместо того, чтобы погрузить его в Красное Море, приговорила бы его к пребыванию в Буллерс оф Бучан.
Впрочем, в отсутствие настоящей опасности страх это всего лишь спорт для воображения, добровольное возбуждение сознания, длящееся до тех пор, пока доставляет удовольствие. Вскоре мы решили осмотреть место более тщательно и обнаружили много впадин, уходящих на глубину, которую, как сказали нам любители водного спорта, они никогда не исследовали. У нас не было времени пытаться измерить их протяженность; снова хлынул дождь, и, выбравшись на берег, мы сразу же побежали обратно к машине.
Достигнув Питерхэда, мы немедленно отыскали кафе, чтобы просохнуть. Я спросила два двойных эспрессо в одной чашке. Сначала в этом было отказано, официантка сказала, что никогда не слышала о такой штуке. Поскольку я упорствовала в своем заказе, в конце концов было достигнуто соглашение, что я могу получить свой кофе в каком угодно виде, но никто не будет виноват, если я почувствую себя плохо. Официантка и несколько ее клиентов глазели на меня, пока я потягивала этот напиток, и я решила предоставить им настоящую тему для разговора. Громким ясным голосом я рассказала Алану о своей прогулке к собору в Турку, в Финляндии. Могилы в некоторых часовнях содержали останки тех, кто сражался на стороне Швеции, когда она угнетала своего маленького соседа. Некоторые из этих имперских наемников были шотландскими солдатами удачи или их потомками, на это указывают такие фамилии, как Кокберн и Веддерберн.
Памятник генералу Кокберну в соборе Турку особенно поразителен: на высеченном изображении бросается в глаза чертополох. Через весь ранний период шведской оккупации Финляндии проходят подвиги шотландцев. Фамилии, происходящие от этих шотландских воинов-бродяг, сформировали большую часть говорящей по-шведски аристократии, которая долгие столетия угнетала финнов. Рамсеи, Фрэзеры, Дугласы, Монтгомери, Гамильтоны… Моя маленькая речь была воспринята не слишком адекватно, и меня попросили покинуть кафе, что я и сделала, не уплатив по счету. Дождь прекратился, и на пути к машине Алан попытался обсудить биографическую работу Стефана Барбера под названием “Антонен Арто: взрывы и бомбы”, но я сказала, чтоб он засунул ее себе в задницу. У меня было отвратительное настроение, под стать погоде.
Я довезла Алана до Невертона, лучше всего сохранившегося каменного круга с лежащим камнем в Бучане. Остановилась к северу от деревни Кримонд. Как и множество мест, которые мы посещали, этот древний памятник находился на частной земле, но меня и силком не заставишь спрашивать у владельца разрешение на осмотр. Так как круг располагался вблизи главной дороги Фрэйзерборо-Питерхэд, то многие из тех, кого он привлекал, очевидно, просто вторгались на частную территорию. Оба боковых камня стояли, как и пять других. Внутри круга повсюду валялись мелкие камни, они могли быть остатками ритуальной пирамиды. Я прилегла на лежащий камень. Дождь прекратился, однако небо было полностью затянуто тучами, и света было немного.
Когда Алан приблизился ко мне, оказалось, что он весь блестит, его тело было полупрозрачным. Я думала о непроходимых горах Исландии, фантом надвигался, и тут меня как громом поразила мысль, что северные призраки пришли из неизведанной ни мужчинами, ни женщинами земли. Это были таинственные существа, их королевство находилось на севере под Fir Chlisneach, полярным сиянием. Там они всегда оставались молодыми. Их тела были белыми как дикий лебедь, волосы желтыми как мед, глаза голубыми как лед. Их ноги не оставляли следов на снегу. Женщины были белыми как молоко, с глазами как вишни, и губами как красная рябина. Они сражались с тенями, преисполненные радости; но тени не были для них тенями. Они убивали великое их множество при полной луне; но никогда не охотились в безлунные ночи, а также при восходе луны и при наступлении оттепели. Их копья были сделаны из блестящего как лёд тростника, и несли верную гибель любому смертному, так как имели наконечники с солью моря, которой не касалось ни одно живое существо, ни плачущие чайки, ни взмахивающая плавниками sgadan, ни ее племя, ни нарвал. Там не было мужчин из человеческих племен, и не было берегов, а приливы и отливы были запрещены.
Алан шел вперед, и я завопила, и мой крик потонул в раскатах грома и всполохах молний. Небеса разверзлись, дождь хлестал по мне, и, пока я лежала на этом каменном алтаре, мои ноги были раздвинуты в стороны какой-то неземной силой. Алан проткнул меня своим копьем, затем растворился в моем теле. В такой ужасный ливень эта местность выглядела суровой и вызывающе прекрасной, угрюмо намекая на свободу от всех условностей. Я подумала о моих родителях и одновременно изгнала их из моего сознания. Я приехала в Абердиншир, чтобы убраться подальше от моей семьи. Мой отец хотел иметь сына и одевал меня как мальчика, пока мне не исполнилось двенадцать. Я была Анной в школе и Аланом дома, но даже после того, как я достигла половой зрелости, Алан не оставлял меня в покое. Я пыталась отрезать себя от него, но происшедшее в Невертоне оказалось гораздо лучшим вариантом. Алан растворился во мне. Мы слились как Старый и Новый Абердин, Вудсайд, Торри и Рутристон соединились в один город только благодаря силе растущего населения. Если бы я не смогла изгнать Алана, то тогда должна была собрать его воедино, и не запирать, а объединить его в единое целое в моем существе.
Мне пришлось оставить в покое то, что существовало отдельно, и заключить в себя то, что сохранялось во всем его единстве. Абердин довольно сильно отличался от сельской местности, раскинувшейся передо мной в Невертоне, даже если дорога на север к Эллону и Питерхэду была по сути продолжением Кинг Стрит, где я однажды жила. Река Дон была естественной преградой, и Бридж о`Дон, оказавшийся у меня на пути, стал сигнальным флажком на линии моего полета. Мост с прекрасной готической аркой был перекинут через реку с одной скалы на другую, высота от верхушки арки до воды составляла 60 футов, а в ширину семьдесят два фута. Он был построен Генри де Шейе, епископом Абердина, который, по возвращении в город после ссылки, использовал все доходы, накопившиеся за время его отсутствия, для оплаты стоимости сооружения. Когда я огляделась вокруг, мысли о воде отступили, вместо этого я нашла беспредельное умиротворение в ужасающем беспорядке кустов и травы, пестрящей вереском и застенчивыми колокольчиками, что смущались на ветру и дожде. Я видела землю, как она есть, как была и как будет. Завораживающий покой вещей ушедших и вещей грядущих в темно-зеленых лесах с причудливыми цветниками из опавших листьев и мха, хвоя и сосновые шишки, вкрапленные между ними. Как только небо прояснится, солнцу будут препятствовать сучья, сплетающие свой полумрак.