Тем временем за большой стойкой гогочущие ребята вернулись с уборки на Маккена и сняли с него упавшую балку, а позже, проходя мимо и увидев, что его придавила сила тяготения, помогли ему подняться. Злодеи, похоже, удрали на танкоборове, который к его пробуждению исчез, и Блинк не чувствовал себя лучше, чем после успешного сопротивления липким авансам 155мм реактивного снаряда. Снова он стал глазами и ушами хаоса. Отчёты потонули в сотнях шимпанзе, ударившихся в амок на месте преступления на Торговой. Ребят там захватили врасплох. Бандероль пришла старой доброй курьерской почтой, в экранированном микрогрузовике. Коричневая от крови, а внутри обтянутый тезаурус и нацарапанная записка:
Книга Локтя.
Т. Подозреваемый
Можете представить? Блинк пролистал томик. «Награда, заслуги, доказательство уважения, приз». Эта фигня его добила. Он отправил её самолётом в Пентагон, как поступил с первым экземпляром. Шарахнет или нет, когда они положат их вместе и осознают, что это не две разные книги, а одна, продублированная временной хренью?
— Ладно, ладно, будем посмотреть. — Блинк подтянул папку Душецепа и щёлкнул по фотографии. Вот она — собачья цепкость в таких делах. — Всегда знал, что в тебе есть гнильца, Тредвел. Шквал рекомендаций несётся на тебя во весь дух. — Он приставил портрет к чашке с кофе. — Гляньте, как гордо сидит. Мы понимаем друг друга, правда? Оставь цивилизацию наедине со своими достижениями, и лишь вопрос времени, когда она вышвырнет пустышку из коляски. Ты там, конечно, наговорил. В чрезвычайных положениях они тратятся, да? А разве последние два года в стране не было чрезвычайного положения? Спорю на твою сладкую жизнь. А ты знаешь меня, Тред, — опасность поднимает ясный лик, а я допустивший стрельбу дурак. Дэнни сотоварищи больше не проснутся, и знаешь, почему? Некоторые кошмары, к которым подключаешься, как к помойному телеку, забираются на ту сторону твоего лица. Позиция ничего не стоит — нам нужно только имя. Чёрт, ты думаешь, я играюсь с дьявольским абрикосом? Глянь — на спусковом пальце до сих пор вмятина. Надо думать, все книги для изучения, а, Душецеп, берёшь работу на дом? В том бы ничего плохого, понимаю, у тебя свои причины. Да, есть причины на всё, кроме оперы и вины. Я прав?
Жук заметался по столу — Блинк прихлопнул его ладонью, согнул руку и швырнул ошмёток в рот.
Положа руку на сердце, Брут Паркер рулил по Магистрали и слушал птичьи трели рикошетов от брони танка — на хвастуне висели дети, и огни молотова расцветали, как бутоны розы. Любовь выжгла слой с его ожиданий.
«Тот, кто борется и убегает, — думал он, прорываясь через дорожную заставу, — чем никогда никого не любить».
— За день может много чего случиться, — сказала Роза. Она ни разу не бывала в настоящем подцепленном вагоне и не могла поверить, что он вот-вот поедет. Сидя на корточках за сосновым ящиком с поддельными и пыльными ракетами Хелфайр, ни один из них не брал в голову, что они совершают побег. Это было как проснуться ото сна с Чарли Чаплиным и обнаружить, что ты всего-навсего цепляешься за аварийный выход самолёта в ледяной Атлантике. «Жаль, конечно, другого Дэнни, — думала Роза. — В конце он был такой зрелый — мужчина, в которого можно запустить зубы».
— Похоже, в этот раз мы крепко вляпались. Бронепоезд дёрнулся и потихоньку поехал. Полосы света и тени поползли по окровавленному лицу Данте Второго.
— Роза, — сказал он, голосом, невнятным из-за таинственной шрапнели, засевшей в мозгу, — мы уже почти там.
Коповозка торчала на краю самой дальней жопы.
Панацея — виртуальный беглец и давний спаситель — осмотрел пассажирскую дверь, болтающуюся на ветру, и песок, засыпающийся в простреленную кабину. Он хорошо поработал, объясняя, что Бенни настоящий бандит, а сам он меж тем представляет силы порядка. Такая тонкая работа, что Бенни прострелил ему лёгкое, разнёс цепочку наручников и, пыхтя, убежал в пустыню.
Паркер опал на приборную панель — он видел, как его собственная пурпурная кровь блестит среди осколков стекла на полу. Она была точно такой, какой он её помнил.
Очередной удар боли, и он залепетал, выхохатывая кровь. Ему говорили, что настанет минута, когда жизнь пойдёт на лад. Боль была настоящей, хоть и убивала его, — это подлинный рай.
А Пентагон вспыхнул, взвиваясь в небеса, как пиратский флаг.
