А еще Фреда по крайней мере дважды намекнула, что в разных местах время течет с различной скоростью. Во Владениях Хаоса может пройти год, а в Тенях — два. Или пять. Или десять.
В конце концов Эйбер затронул тему, которой я весьма надеялся избежать.
— Ну так как, папа, — радостно произнес он, — когда же Оберон пройдет через Логрус?
Эйбер явно хотел помочь мне, но в результате лишь причинил лишнюю боль.
— Никогда, — спокойно отозвался Дворкин. Никаких вежливых уверток — одна лишь неприятная правда.
Я опустил взгляд и принялся изучать скатерть и теребить салфетку. «Никогда». Это прозвучало, словно звон погребального колокола.
— Что?! — Эйбер был искренне потрясен. — Но даже король Утор не сможет запретить Оберону пройти через Логрус! Это его право! И он должен обрести власть над Тенями!
Дворкин покачал головой.
— Хоть Оберон и сын мне, он не несет в себе Логрус. Точнее, тот настолько искажен, что сделался почти неузнаваемым. Оберон не сможет попытаться пройти через Логрус… никогда не сможет. Логрус просто уничтожит его, как уничтожил моего брата, Дарра.
ГЛАВА 11
Воцарилась гробовая тишина. Я быстро окинул присутствующих взглядом. Все мои братья и сестры, даже Локе, явно были ошеломлены и, похоже, не верили ушам своим. Я понял — они воспринимали свои магические способности как нечто само собой разумеющееся. И у них в голове не укладывалось, что их родственник, один из них, окажется не в состоянии этими силами воспользоваться.
Однако же именно так и обстояло дело. Несмотря на гнев, боль, несмотря на то, что поначалу я изо всех сил отрицал этот приговор, я не видел никаких причин, что могли бы заставить Дворкина солгать мне. В конце концов, он сам заинтересован в том, чтобы я прошел через Логрус… Если бы еще один его сын вошел в полную силу и помогал защищать Джунипер, для Дворкина это было бы отнюдь не лишним. Значит, эта задача и вправду превышает мои скудные силы.
— Но разве это возможно? — встревоженно спросила Фреда. — Всякий, рожденный от Хаоса, несет в себе Логрус. Это часть самого нашего существа. Ты сам не раз это утверждал, отец.
— И Оберон действительно несет в себе Логрус… — отозвался Дворкин. — Вот только… Он медленно покачал головой и задумчиво уставился на меня. — Я не знаю, чем это вызвано и как это произошло, но то, что в Обероне Логрус так сильно изменился, порождает проблемы для всех нас — конечно, кроме тебя, Локе.
— Но запретить ему даже пытаться пройти через Логрус! — возмущенно воскликнул Эйбер. — Это же неслыханно! Такого никогда прежде не бывало!
— Я ничего ему не запрещаю! — отрезал Дворкин. — Я только сказал, что Логрус убьет его.
— Это одно и то же, — сказал я.
— Возможно, проблема куда проще, чем вам кажется, — подал голос Локе. Он откинулся на спинку стула и разглядывал меня, а на губах его играла наполовину язвительная, наполовину победная усмешка. Он явно почуял запах моей крови и решил не упускать удобного момента, добить слабого. — Возможно, его мать погуливала у тебя за спиной. Ну что ж, в семье не без ублюдка.
Я вскочил со стула — одним плавным, бесшумным движением.
— Возьми свои слова обратно, пока еще в состоянии, — ледяным тоном произнес я. Будь я при мече, я уже пустил бы его в ход.
— Оберон! Сядь! — гаркнул Дворкин. — Локе, извинись.
Нервы мои были натянуты до предела. Никогда такого не бывало, чтобы кто-то оскорбил мою мать и остался в живых! Если бы не Дворкин, я уже перескочил бы через стол и голыми руками свернул Локе шею, не посмотрев, что он мне брат.
Локе же вместо ответа лишь покачался на стуле и издевательски усмехнулся.
— Щенок думает, что у него есть зубки?
— Их вполне достаточно, чтобы перегрызть тебе глотку, — отрезал я.
Локе пожал плечами.
— Приношу свои извинения, брат. — Он намеренно подчеркнул последнее слово, как будто сомневался в его истинности. — Я выразился необдуманно. Я хотел сказать, что…
— Локе, заткнись! — прошипела Фреда так тихо, что даже я едва ее услышал. — Или я позабочусь, чтобы ты и вправду пожалел о своих словах! Мы на ужине!
Локе посмотрел на нее, потом отвел взгляд, но фразу не окончил. Меня он не боялся, это ясно. А вот мог ли он испугаться Фреды?
Фреда осторожно коснулась моей руки.
— Оберон, сядь, пожалуйста.
Она не приказывала, а просила, просила мягко, по-дружески, и эта просьба катко разом обезоружила меня. Я выдохнул и повиновался.
— Как известно нашему брату, пререкаться и ссориться во время ужина запрещено, — многозначительно произнесла Фреда, умудрившись сделать это замечание столь же оскорбительным, как и реплики Локе.
И я поймал себя на том, что Фреда нравится мне даже больше, чем я думал.
— Спасибо, — сказал Дворкин Фреде и кашлянул, прочищая горло. — Итак, на чем я остановился?
Я послушно подобрал ложку и вернулся к супу. На самом деле, есть мне уже расхотелось, но нельзя было показывать Локе, что он таки испортил мне аппетит.
— Оберон — мой сын, — уверенно заявил Дворкин. — Я это знал еще с момента его рождения. И сегодняшнее испытание это подтвердило. Но что касается Логруса, сложность в том… он до сих пор остается загадкой, даже для меня. Его узор присутствует в Обероне — в этом сомнений быть не может, — но по какому-то капризу судьбы или выродившейся крови нашего несчастного семейства узор искажен куда сильнее, чем у кого-либо из нас. Ничего более я к этому добавить не могу.
И вновь воцарилась тишина. Но теперь мои братья и сестры смотрели на стол, на стены, на свои тарелки, друг на друга, на Дворкина — куда угодно, лишь бы не на меня.
Неловкое молчание тянулось уже несколько минут, когда вдруг голос подал Эйбер.
— Отлично сработано, Локе! — воскликнул он и захлопал в ладоши. — Превосходный способ помочь недавно появившемуся брату освоиться в семье и украсить застольную беседу!
— Заткнись! — прорычал Локе.
Но тут Фреда тоже зааплодировала, за ней — Блэйзе и Пелла, а там и почти все остальные. Дворкин запрокинул голову и расхохотался.
Я смотрел на них и ничего не понимал. Уж чего-чего, а такой реакции я никак не ожидал.
Локе гневно уставился на меня, потом на Эйбера, но промолчал — наверно, помнил угрозу Фреды.
Вместо этого он вскочил со стула, уронив салфетку, и размашистым шагом двинулся к выходу из зала.
— Отнесите ужин в мои покои! — велел он одному из слуг. — Я предпочитаю есть в цивилизованном обществе — наедине с собой!
Но эта реплика лишь вызвала новый взрыв аплодисментов.
