— Я не знаю, что случилось. Кто-то разбил окно прошлойночью. Натворил здесь дел.
— Похоже, прошлая ночь была очень бурной, — сухозаметила Кестрель.
Услышав ее голос, Джереми оглянулся. И вдруг… руки егозамерли, буквально зависли в воздухе вместе с молотком и гвоздями. Джеремиглядел на Кестрель и на Ровену, стоявшую позади нее. Глядел долго… Наконец онповернулся к Мэри-Линетт и медленно спросил:
— Тебе уже нужен бензин?
— Нет-нет, спасибо.
«Надо было слить немного из бака, — подумалаМэри-Линетт. — Нэнси Дрю определенно это предусмотрела бы».
— Я только… мотор сильно стучит… Я подумала, может, тывзглянешь на него… Ты в прошлый раз не посмотрел.
«Невразумительно и жалко», — подумала она, пока длилосьмолчание. Ясные карие глаза Джереми испытующе глядели на нее.
— Конечно, Мэри-Линетт, — ответил он без сарказма,вежливо и мягко. — Вот только закончу с окном.
«Нет, он не может быть вампиром. И что я здесь делаю? Вруему, подозреваю… А ведь он — единственный, кто всегда ко мне хорошо относился.Такие, как он, скорее помогают старушкам, а не убивают их».
Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…
Мэри-Линетт вздрогнула: тишину прорезало дикое шипение. Онораздалось позади нее. На мгновение ей показалось, что его издала Кестрель.Затем она увидела, как из-за угла показались Джейд и Марк, а Тиггисвирепствовал в руках у Джейд, словно маленький леопард. Он фыркал и царапался,его черная шерсть поднялась дыбом. Прежде чем Джейд смогла ухватить егополучше, он вскарабкался вверх по ее плечу, спрыгнул на землю и удрал.
— Тигги! — завизжала Джейд.
Она бросилась за ним с развевающимися светло-серебристымиволосами, проворная, как котенок. Марк поспешил за ней и налетел на Эша,который как раз выходил из-за угла. Эш стукнулся прямо о стену бензоколонки.
— Ну, развлекуха, высший класс, — усмехнуласьКестрель.
Но Мэри-Линетт ничего не слышала. Джереми смотрел на Эша вупор с таким выражением, что ее проняла холодная дрожь.
Эш тоже смотрел на Джереми зелеными и холодными, как лед,глазами. Их взгляды встретились в мгновенной вспышке инстинктивной ненависти.Мэри-Линетт стало страшно за Джереми, но тот, похоже, за себя не боялся.Мускулы его напряглись, он готов был защищаться.
Затем Джереми не спеша отвернулся. Стоя спиной к Эшу, онпринялся вновь прибивать доску. А Мэри-Линетт сделала то, что должна быласделать сразу же, — она посмотрела на его руку. На указательном пальце унего сверкало золотое кольцо, она ясно разобрала черный рисунок на печатке:высокий куст с колокольчатыми цветками. Не ирис, не георгин, не роза… Нет, изцветков, которые перечислила Ровена, он был похож только на один. Этот дикийцветок рос здесь неподалеку и был смертельно ядовит.
Цветок наперстянки…
Итак, теперь она знала.
Мэри-Линетт бросило в жар. Она почувствовала тошноту, рука,удерживавшая доску, задрожала. Ей трудно было сдвинуться с места, но иоставаться рядом с Джереми она не могла.
— Извини… мне нужно кое-что… — с трудом выдавилаиз себя она.
Мэри-Линетт знала, что все взгляды прикованы к ней. Но ейбыло все равно. Она выпустила доску и почти бегом бросилась прочь.
Мэри-Линетт шла не останавливаясь, пока не оказалась позадигостиницы «Золотой ручей». Прислонившись спиной к стене, она смотрела наокраину города, туда, где начинался лес. Солнечные лучи, в которых танцевалипылинки, ярко выделялись на темном фоне елей.
«Какая же я дура! Ведь все признаки были налицо. Почему яничего не замечала? Наверное, потому что не хотела…»
— Мэри-Линетт!
Она услыхала мягкий, тихий голос и обернулась, едвасдерживаясь, чтобы не броситься Ровене в объятия и не закричать.
— Я приду в себя через пару минут. Правда. Это простошок…
— Мэри-Линетт…
— Это просто… это просто потому, что я так давно егознаю. Но ты, наверное, и сама все понимаешь. Люди всегда оказываются не такими,какими кажутся.
— Мэри-Линетт! — Ровена покачала головой. — Очем ты?
— О нем. О Джереми, конечно. — Мэри-Линеттвздохнула. Воздух был горячий и удушливо пыльный. — Это сделал он. Мнекажется, он.
— Почему ты так думаешь?
— Почему? Потому что он оборотень.
Наступило молчание, и Мэри-Линетт внезапно охватиларастерянность. Она оглянулась вокруг: не слышит ли их кто-нибудь? — и ужеспокойней спросила:
— Разве это не так?
Ровена с любопытством глядела на нее:
— Как ты узнала?
— Ты же сказала, что черный цветок наперстянки — знакоборотней. Именно такой цветок на его кольце. А как ты узнала?
— Я просто почувствовала. Сила вампиров ослабевает присолнечном свете, но Джереми и не пытался ничего скрывать. Он действительнооборотень.
— Наверняка, — резко сказала Мэри-Линетт. —Это и я должна была почувствовать. Ведь он — единственный человек в городе, ктоинтересовался лунным затмением. И к тому же его движения, его глаза… И то, что…Черт возьми, он ведь живет у ручья Бешеного Пса. Думаю, эти земли принадлежалицелым поколениям его рода. И, — Мэри-Линетт судорожно вздохнула, —люди говорят, что видели в тех местах сасквача — огромного волосатого монстра,получеловека-полузверя. Ну и как тебе это?
Ровена слушала спокойно, с серьезным выражением лица, ногубы у нее дрожали. У Мэри-Линетт все поплыло перед глазами, а по щекам потеклислезы.
— Мне жаль. — Ровена положила руку ей наплечо. — Правда.
— Я думала, он хороший парень, — отвернувшись,сказала Мэри-Линетт.
— Я и сейчас так думаю. Знаешь, на самом деле всеговорит о том, что он этого не делал.
— Потому что он хороший парень?
— Потому что он оборотень.
Мэри-Линетт обернулась к ней.
— Как?!
— Видишь ли, оборотни бывают разными. Они не похожи навампиров. Вампиры могут выпить немного крови у человека и остановиться, непричинив ему большого вреда. Оборотни же, охотясь, всегда убивают, потому чтоим нужно есть.
Мэри-Линетт с ужасом смотрела на нее, но Ровена как ни в чемне бывало продолжала:
— Иногда они съедают животное целиком, но вообще всегдапоедают внутренние органы — сердце и печень. Им это необходимо — так же, каквампирам необходима кровь.
— И это значит…
— Что он не убивал тетю Опал. И козу. Ведь они осталисьцелыми. — Ровена вздохнула. — Понимаешь, оборотни и вампирытрадиционно ненавидят друг друга. Они — вечные соперники, и ламии считаютоборотней… ну, в общем, существами низшего сорта. Но на самом деле среди нихесть много достойных, таких, которые убивают только для того, чтобы есть.
