стола, обсуждали кулинарные рецепты. Бурцева курила — спешила «заправиться» никотином до возвращения с работы отца (при нём она к сигаретам не прикасалась).
* * *
Завершали мы работу над тортом «Птичье молоко» уже под присмотром вернувшегося с работы Бурцева. Евгений Богданович с нескрываемым любопытством наблюдал за тем, как я соединял шоколадные лепестки розы. Поглядывал, как Лена покрывала торт глазурью. Задавал касавшиеся нашей работы вопросы, словно перенимал опыт. Запах табачного дыма в кухне он будто не замечал. Но и сам при дочери не дымил — выкурил сигарету, когда Лена и Настя ушили в гостиную.
За финальными штрихами в работе над тортом наблюдали и Настя, и Евгений Богданович. Они замерли плечо к плечу около окна, смотрели, как я уложил поверх ещё не застывшей глазури шоколадную розу («Как настоящая», — шепнула Бурцева). Рассматривали установленные по разные стороны от стебля розы танки («На тридцать четвёрки похожи», — заявил Бурцев). Я пояснил, что нынешнюю композицию создал впервые; и что название для неё пока не придумал.
— Очень красиво получилось, — сказала Настя. — Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами. Это Сенека.
— И когда мы эту красоту разрежем? — спросил Бурцев.
— Папа!
— А что такого? Это ведь торт.
Евгений Богданович пожал плечами.
— Красивый торт, — произнёс он. — Но… красота — это королева, которая правит недолго. Это твой Сократ сказал, между прочим.
— Я знаю.
Бурцева с удивление взглянула на отца — тот улыбнулся и сообщил:
— С кем поведёшься…
Я посмотрел на часы — убедился, что пока не опаздывал.
— Суфле ещё плохо схватилось, — сказал я. — Пусть постоит в холодильнике. Но к утру торт будет готов.
* * *
Ещё вчера объяснил Бурцевым, что встречусь сегодня с «одним очень хорошим человеком», с которым познакомился ещё в январе. Пообещал, что вернусь «не поздно». Лена и Настя проводили меня в прихожую. Котова поцеловала меня на прощание. Я почувствовал, как Лена что-то сунула мне в карман куртки, где уже лежала чекушка с водкой, приправленной снотворным.
— Тебе это пригодится, — шепнула Котова.
И уже громче добавила:
— Удачи тебе, Серёжа. Не задерживайся.
Я спустился на два лестничных пролёта и только после этого извлёк из кармана полученный от Лены предмет. Удивлённо хмыкнул при виде отпечатанного на красной картонной обложке герба Советского Союза и надписи «КГБ СССР». Я открыл удостоверение, взглянул на чёрно-белую фотографию и тут же перевёл взгляд на слова: «Полковник Евгений Богданович Бурцев».
Произнёс вслух:
— Молодец, Котова. И когда только успела?
Глава 14
На улице уже почти стемнело. Звёзды на небе не появились, но уже зажгли фонари. Я вышел из подъезда и торопливо зашагал вдоль дома. Сегодня днём в Москве была плюсовая температура. Но я всё равно надел кепку. Надвинул на лоб козырёк, приподнял воротник куртки. Подумал о том, что зря не раздобыл себе шляпу, в какой щеголяли киношные гангстеры, шпионы и разведчики. Сунул руки в карманы — в левом лежала чекушка «Русской», а в правый карман я переложил полученное от Лены удостоверение. По сторонам я не смотрел, шёл целеустремлённо (изображал серьёзного делового человека, какие в этом доме в большинстве и проживали). Вышел к автомобильной дороге и сразу же направился в направлении светофора.
Отметил, что автомобильное движение сейчас было слабым. Из центра ехали лишь редкие машины — большее количество машин направлялось именно в центр (хотя я ещё пару минут назад представлял, что в это время ситуация на дороге будет противоположной). Под моими ногами был уже очищенный от снега асфальт. Порывы холодного ветра подталкивали меня в спину. Справа от меня светились окна домов, слева мелькал свет автомобильных фар. В воздухе я почувствовал не только запахи выхлопных газов и бензина, но и ощутил явственный аромат прелой листвы (какой обычно появлялся не ранней весной, а поздней осенью). Мимо меня проехал дребезжащий автобус. Навстречу мне прошагала группа шумных подростков.
Москва, как и в моей прошлой жизни, даже сейчас (в тысяча девятьсот семьдесят пятом году) казалась излишне шумной. А жители и гости столицы выглядели торопливыми и суетливыми, будто обитатели растревоженного муравейника. Я легко вписался в царившую на центральных московских улицах суету. Резво вышагивал вдоль дороги мимо ещё не покрывшихся листвой (но уже избавившихся от снежных шапок) деревьев. Не рассматривал пешеходов (я насмотрелся на нынешних москвичей ещё в январе). Но изредка посматривал на дорогу. С удивление отметил, что мимо меня ещё не проехала ни одна машина такси. Зато уже дважды прогромыхали автобусы. Добрался до светофора, когда на том загорелся красный сигнал.
Я остановился и взглянул в сторону замерших на дороге машин. Отметил, что со стороны центра города к светофору подъехали только два автомобиля: бежевая «Волга» ГАЗ-21 и серо-голубой БМВ 2500. Немецкий автомобиль на советской улице сейчас выглядел экзотикой; не только в Новосоветске — даже в Москве. Хотя здесь я вчера заметил больше двух десятков иномарок. Но светло-голубой БМВ увидел впервые. Я шагнул на проезжую часть, прошёл мимо «Волги» (её водитель проводил меня укоризненным взглядом). Подошёл к творению немецкого автопрома и остановился перед закреплённым на капоте логотипом с надписью «BMW». Посмотрел сквозь лобовое стекло на водителя и продемонстрировал ему обложку удостоверения.
Пробормотал:
— Как интересно.
Подошёл к передней пассажирской двери, постучал пальцем по стеклу — водитель послушно открыл мне дверь. Двигатель БМВ утробно рычал, словно недовольный моим неожиданным появлением. Я потянул дверь за ручку, вдохнул запах табачного дыма и незнакомого мужского парфюма. Увидел, как водитель поспешно убрал с переднего сидения свою кепку. Я склонился и решительно забрался в салон. Не без труда, но всё же поместился в пассажирском кресле (тут же отрегулировал кресло — пространства впереди сразу же стало больше). Повернулся к наблюдавшему за моими действиями водителю и снова предъявил ему удостоверение полковника Бурцева: теперь уже в раскрытом виде. Шумно захлопнул «корочки» и сунул их в карман.
— Здравствуйте, Владимир Семёнович, — сказал я. — Комитет государственной безопасности СССР. Вы и ваш автомобиль поступаете в моё распоряжение на время выполнения спецоперации.
— Да что вы говорите? — отозвался Высоцкий.
Он усмехнулся, задел моё лицо взглядом и тут же переключил внимание на светофор, где в этот момент сменился световой сигнал. Я отметил, что голос Владимира Высоцкого звучал очень знакомо.
