гордость задета. Это займет некоторое время, но он переживет это.
— А Сара?
— Сара взрослая. Если ты успешно вложила ей идею в голову, то она задумается и расстанется с ним, если придет к выводу, что такие отношения ей не подходят. Если нет, никто не сможет помочь ей. Значит, она так хочет.
— Но она так несчастна.
— Она должна сама принять решение. Мы не можем сделать это за нее. Даже если бы мы оба поговорили с ней, чтобы понять, чего она хочет, она должна сделать это сама.
Роберт встает и потягивается, открывая обзор на узкую дорожку из бронзовых и золотистых волосков, спускающуюся от пупка и исчезающую под поясом его штанов.
— Я хочу выпить пива в баре. Ты как? — спрашивает он и опускает руки. Просвет между штанами и футболкой закрывается. Шоу окончено. «Жаль», — думаю я, киваю и встаю. Он оценивающе меня осматривает. Я одета в джинсы и футболку, тем самым адаптирована к его стилю одежды.
— Оставайся так. Но надень шпильки, — говорит он, и я улыбаюсь. Он действительно помешан на этих туфлях. Но так как мне они тоже очень нравятся, этот маленький пунктик меня не особо беспокоит.
— Может быть, поговорить с тобой, было бы лучше… — говорю я, надевая туфли. Роберт прислоняется к стене и улыбается мне с высоты своего роста.
— Это спасло бы тебя от наказания. Не то чтобы ты им не наслаждалась, но…
Он скользит ладонью по моей заднице и нежно шлепает меня. Его ухмылка так обворожительно порочна, и я пытаюсь сдержать улыбку, но терплю неудачу. Когда я выпрямляюсь, он серьезно продолжает:
— Это тоже могло не сработать. Марек в любом случае слетел бы с катушек. Даже, скорее всего, так бы и было, узнай он, что я знаю Сару и его только через тебя, так что ты все равно была бы виновата. Я не знаю, что у Сары в голове, какие инструкции он дал ей по поводу других мужчин. Если четкий категорический запрет, то она и так не говорила бы со мной. Возможно, она полностью замкнулась бы, особенно если носит на себе атрибуты его власти.
Думаю, он прав, потому что на ней снова была та уродливая цепь. Та, которая должна ей однозначно напоминать, что она есть. Даже в повседневной жизни, вне спальни. Цепь, которая должна держать ее в «зоне» круглосуточно. Я избавляюсь от мысли об этой такой нелюбимой мною практике и беру свою сумку.
— Я готова, — говорю я, и Роберт кивает. Он открывает дверь и пропускает меня, весь такой из себя джентльмен, вперед.
* * *
— Каковы мои инструкции относительно незнакомцев? — спрашиваю я, когда мы садимся в машину.
— Что ты планируешь делать, Аллегра? Хочешь кого-то снять?
— Нет. Я принадлежу тебе, или?
— «Или» можешь опустить.
— Так-то. Это нормально для тебя, когда я с другими мужчинами?..
— С другими мужчинами что, Аллегра? Говоришь? Флиртуешь? Трахаешься?
— Ты уже запретил трахаться.
— Это верно. Запретил. — Он улыбается мне, а затем снова переводит взгляд на дорогу. — Ты можешь делать что хочешь, Аллегра. Если кто-то коснется тебя ненадлежащим образом, я ожидаю, что ты немедленно прекратишь любое взаимодействие с этим парнем. Я хочу знать об этом. Так что, если я этого не видел, то можешь позже признаться мне в том, что случилось, и почему подобное могло произойти. Когда я рядом, можешь настроиться на контроль. Я буду наблюдать за тем, что ты делаешь. Появлюсь из ниоткуда, чтобы немного проследить за разговором. Или чтобы увести тебя прочь от парня.
— Ты ревнуешь, Роберт?
— Я не ревную. Потому что ты никогда не дашь мне повод для ревности. Но я собственник, и не люблю делиться. Большинство мужчин держат свои руки при себе, когда накачанная тестостероном горилла танцует вокруг своей жертвы, бьет себя в грудь и ревет «Моё! Моё! Моё!».
— Это твоя тактика? — спрашиваю я, отдышавшись после смеха и вытирая слезы с глаз.
— Срабатывает всегда. — Роберт усмехается и кладет руку мне на бедро. Слегка сжимает и говорит: — Мне действительно не нравится, когда кто-то трогает тебя. Или пытается манипулировать тобой. Это моя работа. Только я могу это делать, никто другой.
— Что произойдет, если… когда тебя нет рядом, а кто-то ко мне клеится? Я рассказываю тебе, я это поняла, но что будет тогда?
— Ничего. Я хочу это знать, больше ничего. Это… скажем так… своего рода проверка, не лжешь ли ты мне. Я замечу твою ложь, даже не сомневайся. Если ты соврешь мне, будут последствия. Ты когда-нибудь имитировала оргазм?
— Хм, что?
При резкой смене темы я теряюсь.
— Ты поняла меня, Аллегра. Отвечай на вопрос.
— Да, имитировала.
Лгать ему не имеет смысла.
— Почему?
— Почему я имитировала оргазм?
Я приподнимаю брови и удивленно смотрю на него. Разве не понятно, почему женщины так делают? Все это знают.
— Да. Будь откровенна.
Роберт сворачивает на парковку возле бара и ищет парковочное место.
— Ну, я… я думаю, потому что секс был плохим, и я хотела закончить его как можно скорее.
Двигатель затихает, Роберт отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне.
— Притворный оргазм — большая ложь. Не смей. Никогда. Если я замечу это — а я замечу, можешь в этом даже не сомневаться — это будет иметь последствия.
— Я не хочу тебя разочаровывать и…
— Ты разочаруешь меня, если солжешь мне, если попытаешься меня обмануть.
Я ничего не говорю и смотрю прямо на стену, перед которой припарковался Роберт.
— Аллегра, если твоя голова несвободна или если стимуляция неверна, то скажи, я всегда приму это. Гораздо проще сказать: «я не могу сегодня» или «не могу так», чем притворяться передо мной и рисковать, что я это замечу. Такая ложь меня очень злит. Потому что эта ложь основана на недостатке доверия.
— И ты не будешь разочарован, если я скажу что-то подобное?
— Встречный вопрос: ты бы разочаровалась во мне, если бы я не достиг оргазма?
— Эм-м-м, нет.
— Как бы ты отреагировала тогда?
— Я была бы разочарована в себе. Потому что это значило бы, что мне не удалось тебе… очистить голову. Или я была слишком плоха, слишком немотивирована.
— Хотела бы ты в таком случае узнать в чем причина? Чтобы в следующий раз сделать лучше?
— Да, конечно. Я хочу удовлетворять тебя.
— Ага. Улавливаешь?
— Да, — говорю я, краснея.
— Я не бог секса, и у меня, как и у всех, иногда случается плохой день. Я учусь. И если ты врешь мне, я научусь не тому. Подобными действиями ты разрушаешь
