Юрген.
Тут Макс сообразил, что об операции по внедрению Хелены знает только он и Север. Ограниченность распространения информации только среди прямых участников — это правило конспирации, которое он только что нарушил.
— Это мой приятель с философского факультета, — расплывчато объяснил виновник под укоризненным взглядом резидента и постарался сменить тему: — И что теперь будет дальше? В конце концов, полиция их прихватит.
— Они собираются продолжать свою деятельность или теперь будут купаться в лучах кратковременной славы? — уточнял Матвей Степанович. — Потому что в таком случае мы ошиблись и приняли мираж за реальность. Позеров за террористов.
— Вы сами говорили, чтобы я не провоцировал, — продолжил Батый. — Поэтому пока не уточнял, но скоро на эту тему у них будет серьезный разговор с Малером.
— Обоснуй. — Опытный нелегал сразу заинтересовался этим предположением.
— Я вчера встречался с ним, чтобы узнать, как дела. Так вот, он считает, что пора приступать к более серьезным делам. Пока идет такой резонанс, надо продолжать будоражить общество, раскачивать ситуацию, вплоть до провокаций и террористических актов. Сомнение только в средствах и уровне подготовки исполнителей. При таком подходе «на удачу» Бодер долго не продержится.
— Очень интересно. Что он предлагает?
— Пока не знаю. Но видно, что план у него есть, Хуберт не удовлетворится только рекламой. Мне он доверяет и, видимо, считает достаточно авторитетным, потому что предложил завтра встретиться со всеми участниками «Группы Красной Армии» и серьезно обсудить наши планы.
— Твой прогноз развития ситуации?
— Думаю, что мы не ошиблись, сделав ставку на эту группу. Хуберт Малер не тот человек, который остановится, он как танк будет идти дальше. Второй движитель процесса — это журналистка Ульрика Майнер. Она отреклась от всего, выпрыгнув из окна, — от прежней жизни, семьи, образа жизни. За это время она написала две очень жесткие статьи, призывающие не просто к борьбе, а к вооруженной борьбе. Главные ее лозунги — это цитаты Мао Цзэдуна: «Винтовка рождает власть» и «У каждого поколения своя война». Уверен, что завтра она будет требовать действий.
— Есть кто-то против этого? — уточнил Север.
— Нет. Гудрун однозначно «за». Ей терять тоже нечего. С семьей она порвала, оставив мужа и ребенка. Кроме того, это же она, не раздумывая, выстрелила в библиотекаря. Она очень сильно влияет на Бодера, хотя его не надо особо подгонять. Он с Эльзой завалился к своей бывшей жене, она у него модный художник. Оказывается, у нее от него есть дочь, о которой он никогда не вспоминал. Так вот, там встретился со знакомым оформителем и заказал ему логотип «Группы Красной Армии» и даже пообещал заплатить.
— Ух, ты! — оценил Макс. — Что там будет?
— Не знаю, но точно могу сказать, что там обязательно будет изображена «беретта», с которой Андреас не расстается. Как ты считаешь, Север, это о чем-то говорит?
— Как известно, символика всегда структурирует организацию. Вы же были пионерами, помните значок с Лениным, красный галстук, клятву в присутствии отряда и под красным знаменем организации. После этого уже можно давать поручения и требовать их выполнения. Немцы очень хорошо все это знают. У прошлого поколения это было в крови, не знаю, как у нынешнего. Посмотрим.
— Шеф, может, кофе выпьем? А то во рту пересохло от всех этих проблем, — предложил Батый.
— Мы же здесь все свои, может, по-нашему попьем чайку на кухне, как дома? — возразил с надеждой Зенит. — Так соскучился. На фиг тебе этот кофе.
Они понимающе рассмеялись и потянулись на маленькую тесную кухню.
— Что надумал, Макс, по поводу привлечения перспективных студентов?
Теперь очередь докладывать перешла к Зениту:
— Есть идея организовать молодежный студенческий театр.
— Хорошо. Обоснуй.
Макс замялся, с надеждой посмотрел на друга, но тот только пожал плечами.
— Пока это только идея. Думаю, молодежь потянется, а дальше посмотрим.
— Зенит, давай сначала, — терпеливо продолжил опытный оперативник. — Как ты понимаешь задание?
— Выявление перспективной молодежи, которая в дальнейшем может занять ключевые посты в политике, бизнесе, разведке, — уверенно произнес Фокс.
— Так. Теперь нарисуй мне идеальный портрет такого студента. Чтобы понимать, кого искать.
Молодой нелегал глубоко задумался. Это действительно сложно: по маленькому зернышку определить, какое растение позже заколосится. Ему решил прийти на помощь напарник:
— Макс, представь, кто из нашего окружения по этим критериям лучше всего подходит.
— Если бы Ульрика была мужчиной, то, конечно, она и Хуберт.
— Рисуй портрет, — продолжал настаивать Север.
— Значит, пока два варианта. Первый. Молодой человек из обеспеченной семьи, имеющей солидный вес в обществе. Кастовость — это одна из отличительных черт в немецкой политике.
— Не только в немецкой. Ты сам пошел по стопам родичей, — подметил резидент.
— Верно. Но есть снобы и прожигатели жизни, а есть интеллектуалы, имеющие богатый багаж знаний, разносторонне образованные, знающие языки.
— Для чего они могут пойти во власть? Не ради же денег, — продолжал подсказывать резидент.
— Самореализация, честолюбие.
— Что они забыли в твоем театре? — продолжал пытать Север.
— Девчонок-актрисок, — попытался пошутить Юрген, но быстро осекся под суровым взглядом шефа.
— В актеры в мой балаган они точно не пойдут, — рассуждал начинающий разведчик. — Как зрители — тоже под большим вопросом, есть более интересные профессиональные театры. А вот если я буду ставить спектакль по его пьесе, то тогда точно будет устойчивый контакт.
— Молоток, Макс, — порадовался за друга Краузе. — Если ты предложишь Ульрике поставить спектакль по ее пьесе, она твоя навеки.
— Вывод? — резюмировал Север.
— Прощай Чехов и Брехт, отныне «Берлинский балаган» будет нарабатывать репертуар только из сочинений студентов университета. Хотя почему только университета? Только берлинских студентов? Я объявляю конкурс работ.
— Соглашусь. Это первый портрет, назовем его «Ульрика». Теперь набрасывай второй.
— Второй — это Хуберт или Дучке. Выходец из низов, сам пробивает себе дорогу в жизни, очень энергичен, вынослив, работоспособен, умеет организовывать других для достижения своих целей.
— Ему зачем твой театр? Малер заядлый театрал?
— Ни разу не слышал, чтобы Хуберт говорил о театре или музыке. Может быть, книги, кино, — опять включился Юрген.
— Он мой, — уверенно заявил
