Как Илья не старался, но уследить за Андреем не смог: омлет с помидорами подгорел, кофе выкипел, и лишь Женина овсянка, которой Илья занимался лично, вышла на славу. Впрочем, все, кроме Жени, остались довольны. На этот день у них была запланирована поездка на моторной яхте на Капри. Аня загодя связалась с местным турагентом, и у пристани их уже дожидалось белоснежное чудо — шестидесятифутовая красавица-яхта с молодым бородатым капитаном и юрким услужливым помощником. Быстрым ходом они дошли до Капри, обогнули остров по кругу и на мелководье встали на якорь недалеко от берега, у обрывистых скал, в совершенно безлюдном месте, где очевидно разрешалось купаться. Помощник выдвинул в воду сходни и достал пачку чистых полотенец, а капитан объявил, что простоит тут столько, сколько им будет угодно, пока все не наплаваются. Изначально Аня планировала купаться голышом, но теперь уже не знала, как будет правильней, и прихватила купальник для себя и плавки для мальчиков, но вопрос решился сам с собой. Женя первый сбросил шорты, под которыми ничего не оказалось, и, задержавшись на несколько секунд, словно давая всем возможность себя рассмотреть, развернулся, подошёл к краю кормы, не обращая внимание на услужливо выставленные сходни, оттолкнулся и, описав короткую дугу, почти без всплеска ушёл в воду. Аня поразилась его мужской массивности и той наглой, но грациозной уверенности, с которой он двигался. Раздевшись он изменился — исчезла наигранная мягкость и женственность, и теперь перед ней был самец, мощный, ловкий и жёсткий. Вслед за Женей, также полностью раздевшись и по-бабски ойкнув, прыгнул солдатиком Илья. Тогда уже сбросила сарафан и спустилась по лесенке в прозрачную бирюзовую воду Аня, за ней Андрей, а последним, помешкав разделся и прыгнул Макс. За полчаса они вдоволь наплавались и наплескались в мелкой волне, а затем, высохнув и одевшись, пили итальянское шампанское — просеко, пока яхта дошла до бухты на Капри, где их и высадили. День они провели на острове, нагулялись, устали, поднялись по канатной дороге на самый верх — на Анакапри, а под вечер вкусно поужинали в хорошем, но безобразно дорогом ресторане. Яхта ждала их у причала. Весь обратный путь Аня простояла на носу корабля, пока остальные ещё что-то пили, курили и болтали на корме. Яхта шла быстро, часто клюя носом поднявшуюся мелкую волну, и Аня не могла оторваться от завораживающего зрелища того, как тёмно-синяя, почти чёрная плёнка воды с шумом вспарывалась форштевнем и выворачивалась наружу, бесстыдно открывая свою вспененную, всклокоченную белую изнанку.
— Что-то происходит, — думала она. — Что-то идёт не так. С их приездом появилась напряжённость. Нет той лёгкости, что была тогда, когда мы отдыхали с Ильёй и его глупой блондинкой. И сам Илья совсем не тот, он даже не такой, каким мы его видели в Москве полгода назад — жалкий стал какой-то, заискивающий. И Макс странно себя ведёт, потерянный, словно околдовали, загипнотизировали его. И нервозность какая-то у всех, вот только Андрюшка, флегматик наш, ничего не замечает и ни на что не реагирует. Хотя по нему не разберёшь — молчун, а глаз-то у него отличный, и других чувствует хорошо. Ведь если бы не он — не сошлись бы они тогда вместе — именно он почуял, уловил то взаимное тройственное влечение, которое в результате и выросло в их такое неприемлемое для многих существование, без которого они себя и мыслить уже не могли. Это он, молчун, тогда, два года тому назад, аккуратно, нежно, не передавливая, свёл их всех вместе и как надёжный буфер до сих пор смягчает и сглаживает любые острые углы и проблемы, неизбежно возникающие в любой семье. А самец хорош, — вспомнила она обнажённого Женю, хмыкнула, и от этой мысли приятно защекотало внизу живота. — Жаль, такое добро пропадает. Хотя — не пропадает же. Вон Илья и пользуется, да и на здоровье. Только не вылилась бы эта непонятная напряжённость во что-то более серьёзное.
4
Весь следующий день они никуда не выезжали — провели на вилле, в расслабленном, томном состоянии, нежась на лежаках у бассейна, и, время от времени, совершая вылазки к холодильнику за вином, сыром и копчёным мясом. Вяло перебрасывали воланчик провезёнными Ильёй бадминтонными ракетками; читали, в полудрёме роняя книжки из рук; а Макс с Женей полдня играли в старинные, тяжёлые резные шахматы, найденные в доме. Сначала играли у бассейна, а позже белокожий и боявшийся обгореть Женя предложил перебраться в тень, поодаль ото всех, под раскидистое дерево. Илья поначалу крутился рядом с игроками и все рвался подсказывать Жене, но тот грубо отослал его, и Ане, исподтишка наблюдавшей за этим, стало неловко, как подсмотревшей случайно чужую и не слишком приглядную тайну и чужое, публичное унижение. Макс считал себя хорошим шахматистом, и Аня, не разбиравшаяся в игре, не удивилась, когда он выиграл первую партию, потом сыграл вничью вторую, но насторожилась, когда во время третьей перехватила торжествующую усмешку Жени, который партию проиграл, но почему-то остался доволен, а после этого и увёл Макса подальше от всех — в тень.
Ближе к вечеру, сообразив, что все достаточно пьяны, для того чтобы ехать в ресторан на машине, приготовили ужин дома. Вышло, может, не так роскошно и весело, как в день приезда, но вполне съедобно и спокойно. Мирно, показалось Ане, прошёл ужин — расслабленно, без напряжения, и успокоившись она собралась ко сну. Приняла душ — мальчишек ещё не было в спальне — и, набросив халат, вышла покурить вниз, к бассейну. Чистое небо, по мере того как гасли огни внизу, на склоне горы, наполнялось звёздами; одуревшая от страсти цикада любовным скрежетом рвала тишину ночи, да ленивые южные псы, изредка гавкнув спросонья, вызывали этим долгую полусонную перекличку по всему побережью.
Она успела только разжечь сигарету, когда внезапно совсем рядом, за углом виллы, где начинался густой сад с оливами, инжиром и вездесущими лимонными деревьями, раздались сдавленные вскрики, шум борьбы и звуки ударов. Она бросилась туда и, завернув за угол, в едва освещённой фонарями у бассейна полутьме, увидела, как Андрей, одетый в спортивные штаны и футболку, встав в боксёрскую стойку, бьёт совершенно голого Женю. Как тот пытается защищаться, но крепкий, широкоплечий увалень Андрей, мгновенно преображавшийся на ринге, не останавливаясь ни на секунду, как боксёрскую грушу на тренировке, осыпает его ударами. Аня кинулась к Андрею, обхватила, прижалась, заплетя ему руки, вклинившись между ним и едва держащимся на ногах Женей.
— Андрюша, хороший мой, стой, что ты делаешь, остановись, пожалуйста, — уговаривала, прильнув, клещом вцепившись в него, целовала сжатые губы — только бы опомнился. Она знала, видела пару раз, что такое, когда на него находит, когда «падает планка». И он замер, остановился. Она постояла с ним так, обвив его, ещё какое-то время, давая возможность второму уйти — и тот ушёл — она услышала сзади неровные удаляющиеся шаги и только тогда ослабила объятие.
— Андрюшенька, что случилось, милый, зачем ты так?
Он дал себя успокоить. Она умела с ним справляться — это уже случалось. Усадила в плетёное кресло у стола, открыла бутылку уже успевшего нагреться пива.
— Что случилось, Андрюша, хороший мой, зачем?
— Он там с Максом был! С Максом, понимаешь? Я же сразу заметил, что он на Макса глаз положил. Видела, как он его все эти дни обхаживал? Козлина!
Она поняла. Вся несуразица, вся странность последних дней получила своё пусть не радостное, но внятное и простое объяснение.
— Ну, что ж поделаешь, Андрей. Это же не Женя виноват. Макс — взрослый человек, и это его выбор, — она говорила лишь бы что-то сказать, лишь бы не молчать и не дать себе заплакать.
— Да я всё понимаю. Да — взрослый, да — сам решает, но это же не кто-то. Это же Макс, наш Макс!
— Похоже, что Андрей заплачет первым, — подумала она.
5
Они, уже молча, посидели ещё немного, допили, выкурили ещё по сигарете и, поднявшись наверх, в спальню, застали там Макса, собирающего свой чемодан. Он молча, сосредоточенно и не оглядываясь на них, складывал вещи. Аня подошла, попыталась обнять.
— Макс…
Он выскользнул из-под её руки и, стараясь не встречаться взглядами, продолжал тщательно, аккуратно
