менее свободными в погоне за все более четкой (ложной) рациональностью и "справедливостью". В конце концов, утверждают они, либерализм превратится в фашизм.
Однако их решение проблемы, заключенной в этой вере, заключается не в большей свободе, разве что в туманных призывах к тому, что "освобождение" должно принести окончательную и "истинную" свободу. Вместо этого Хоркхаймер утверждал, что Маркс не понял, что свобода и "справедливость" - это "диалектические понятия", идеалы, которые существуют в оппозиции и противоречии друг с другом: чем больше у вас свободы, тем меньше "справедливости", и наоборот. Маркузе считал, что мы живем в непосредственной опасности фашизма, если только его социалистическое освободительное движение не спасет мир. Критическая теория была создана отчасти для того, чтобы предложить этот новый способ упорядочивания мира. Таким образом, их решение этой проблемы заключается в ограничении свободы, но не в том смысле, который они считают фашистским. Скорее, свобода должна быть ограничена однобоким и эгоистичным способом, который благоприятствует неомарксистским и другим левым достижениям, одновременно подавляя, цензурируя и применяя насилие ко всему, что, по их мнению, является правым. Это звучит экстремально, но буквально является тезисом книги Маркузе "Репрессивная толерантность". Она проистекает из совершенно ошибочной и в основе своей культово-религиозной веры в то, что общество неизбежно станет одним из освобожденных социалистических или фашистских, космической драмой, в которой они изображают себя просвещенными героями, оправданными в использовании любых средств, необходимых для предотвращения "полного бедствия".
Это основа Критической теории и, соответственно, неомарксистской мысли: еще одна лихорадочная мечта марксистов, превратившаяся в бессмысленную теорию заговора. Однако там, где речь идет о Критической расовой теории, старая Критическая теория менее актуальна, чем марксизм идентичности, в который она превратилась во второй половине двадцатого века. После Второй мировой войны и, что, возможно, еще важнее, после признания Никитой Хрущевым преступлений Сталина, Герберт Маркузе - отец новых левых - быстро стал ведущим критическим теоретиком. Его попытка объединить Маркса и Фрейда была опубликована в 1955 году под названием "Эрос и цивилизация", и эта работа оказала влияние на продвижение понятия ложного сознания до уровня "интернализации" угнетения и даже господства. Он утверждал, что западная потребительско-капиталистическая система заставляет людей подавлять свое либидо и "сублимировать" его в производительность и работу, и что это и есть механизм капиталистического порабощения, который люди с трудом осознают в себе (как свое ложное сознание). Благодаря этическим требованиям, которые предъявляет и пропагандирует западное потребительско-капиталистическое общество, те, кто находится наверху, интернализируют свое господство, а те, кто находится внизу, интернализируют свое угнетение, воспринимая их как естественные и оправданные, а не как механизм угнетения и порабощения.
К тому времени, когда Маркузе написал три свои самые влиятельные работы 1960-х годов - "Одномерный человек", "Репрессивная толерантность" (как часть "Критики чистой толерантности") и "Эссе об освобождении" (в 1964, 1965 и 1969 годах соответственно), он был убежден, что этот процесс является главным препятствием на пути к подлинно свободному и освобожденному обществу, подобного которому никогда не существовало и до сих пор не существует нигде на Земле. 139. Он также связывал это идеализированное "освобожденное" общество с "историческими возможностями, которые, похоже, стали утопическими возможностями", 140 то есть с (нео)коммунизмом. Эта связь довольно четко прослеживается в "Эссе об освобождении", где, приведя практически те же доводы, он объясняет, что под "освобожденным обществом" он понимает успешный социализм без бюрократии (государства), то есть коммунизм (за исключением того, что работает). Маркузе также написал влиятельную книгу "Контрреволюция и бунт" в 1972 году, в которой он очень явно и агрессивно выступает за коммунизм, поскольку видит, что потенциал его революции уже ускользает от него, а затем прямо просит избавить слова от их обычных значений (он называет это "использованием и злоупотреблением"), чтобы его проект мог продолжаться в новую, все более постмодернистскую эпоху, где сила языка и образов становится первостепенной.
Тем не менее, эти два эссе Маркузе 1960-х годов заслуживают еще более пристального внимания, потому что они вызывают положительный ужас и, одновременно, точно соответствуют условиям, в которых мы живем сегодня, в том числе благодаря Критической расовой теории (хотя все "новые левые" приняли и внедрили ее). Они обрисовывают однобокую социальную структуру и закладывают основу для появления марксизма идентичности, о чем мы уже говорили.
В работе "Репрессивная толерантность" Маркузе прямо призывает к двойному стандарту, благоприятствующему левым и подавляющему консерватизм во всех формах. Там он пишет: "Освободительная толерантность, таким образом, будет означать нетерпимость к движениям справа и терпимость к движениям слева". Он также говорит, что если даже насилие со стороны левых должно быть терпимым, то нетерпимость к правым "должна начинаться с пресечения слов и образов, питающих это сознание". Он не делает этого, не понимая, к чему призывает. Далее он замечает: "Если быть уверенным, это цензура, даже предварительная цензура" всей правой и консервативной мысли, которую он прямо называет предшественницей "фашизма". Эти тенденции могут показаться знакомыми читателям, пережившим эпоху 2015-2021 годов, особенно последние два года этого периода. В конце 1960-х годов, когда критическая теория начала свою первую попытку революции, был выдвинут четкий аргумент: толерантность - для левых радикалов и ни для кого больше. Действительно, насилие со стороны левых оправдывается и даже пропагандируется в эссе, и даже самозащита со стороны правых осуждается как репрессивное насилие, свидетельствующее о тоталитаризме.
Кроме очевидного корыстного захвата власти, Маркузе обосновывал этот очевидный двойной стандарт любопытной, самовозвышающейся и удивительно параноидальной верой, которая во многом характеризует неомарксизм. Наблюдая за ростом нацизма (и бежав от него в 1933 году), неомарксисты Франкфуртской школы, включая Маркузе и Хоркхаймера, были в подавляющем большинстве убеждены, что капитализм обязательно уступит, и это мнение они в конечном итоге разделяли с Марксом. В отличие от Маркса, они видели две возможности для окончательного краха капитализма: либо он уступит место фашизму естественным путем, либо путем революции - социализму. В этом отношении неомарксизм обладает психотической остротой, которой нет в других формах марксистской теории. Его приверженцы верят, что они спасают мир, а не просто ведут его в направлении возможной утопии. Очень важно понять эту мотивацию, лежащую в основе всех направлений неомарксистской мысли, включая марксизм идентичности и теорию критических рас. Вызывание паранойи у других является важной частью неомарксистской программы "воспитания сознания" и в значительной степени объясняет основной образ мыслей "Антифа", которая называет себя "антифашистской" именно таким образом.
Целью неомарксизма является культурная революция - дестабилизирующий период, в течение которого существующее общество подрывается и деморализуется от способности сопротивляться преимущественно бюрократическому захвату его институтов неомарксистами. Фактически, в "Эссе об освобождении" Маркузе начинает, после повторения
