спокойствие, всю собранность, всю радость. А дальше только вспышки.
Тоска. Белая пелена перед глазами. Ощущение затягивания в трясину. Белая пелена. Душевная боль. Пелена. И ненависть. Бездонный колодец ненависти.
И пока графиня чувствовала всё это, из-под земли бурными толчками прибывала вода. Она лилась в её рот, ноздри, уши. В её сознание. И только знакомый голос смог вытянуть Марию на поверхность.
– Что с вами? – произнесла она так, будто не разговаривала с неделю.
Он выглядел по-настоящему разгневанным её вопросом.
Графиня провела языком по потрескавшимся губам и обомлела. Снег под ногами Власа Михайловича окрасился тёмно-красным. А внизу – сплошь и рядом трупы. Соколы возбуждённо мотали головами и кричали. Они рвались взметнуться вперёд, но свист князя остужал их пыл. Кажется, Мария начинала осознавать, в каком положении очутилась и каким образом Влас Михайлович заработал эти раны на запястьях и тыльной стороне рук.
– Клянусь, я не…
– Что? Не хотели оставить племянника без опекуна? Или, быть может, не настолько умны, чтобы убраться подальше от дичи в месте для охоты?! – Каждая новая фраза заводила его пуще прежнего. Складывалось впечатление, что он вот-вот стряхнёт птиц, схватит её за ворот и, притянув к себе, станет плеваться словами в надежде, что одно из них по меньшей мере лишит её сознания. – Ну же, Мария Фёдоровна, договаривайте. Поведайте о вашей невероятной бестолковости.
Мария низко опустила брови, плотно поджав губы. Мужчина драматизировал. В её намерения не входило быть здесь, не говоря уж обо всём остальном. Но, конечно же, объясниться она не могла. Вернее, она не способна сделать это так, как хотелось бы ему. Влас Михайлович не поверит: ни в светящиеся шары, ни в колонну призраков, ни в причины смерти десятка кроликов, лежавших в неестественном положении. Об этом графиня и сама ничего не ведала.
– Я сожалею, что вы пострадали, ваша светлость.
Влас даже не удостоил её взглядом.
Глава 13
Материалистический подход
– Ваше сиятельство, вам лучше сейчас же уйти! – Горничная, старше Марии лет на десять, захлопнула перед ней дверь и заслонила ту своим телом.
Переполошившаяся женщина вызвала у графини интерес. Она вовсе и не собиралась заходить внутрь, в конце концов, у неё доставало воспитания не делать так в гостях. Но что такого могла прятать загадочная комната, чтобы к ней не подпускали и на пушечный выстрел? К тому же Мария успела кое-что увидеть, и, по её мнению, это была самая обычная детская для девочки: с куклами, светлыми тонами и кружевными салфетками. Разве что порядок был идеальный. Но кто знает, быть может, чистоплотность текла по венам каждого в этом семействе?
– Баринам не понравится, если увидят вас здесь.
На все расспросы женщина с обветренным лицом и массивной челюстью отвечать отказалась, вежливо попросив графиню вернуться в спальню и подремать перед ужином.
Спать Марии не хотелось. Стоило ей только сомкнуть веки, как перед глазами всплывали видения и негодование князя, коим впору наказывать преступников. Он избегал её до самого дома, да и после не сказал ни слова, всё время держа Илью на расстоянии, словно она могла навредить тому. Племянник не видел мёртвых животных, посреди которых она высилась «гордой башней». И Мария была благодарна за это. Однако неужели он всерьёз полагал, что она намеренно стала бы создавать такие пагубные для ребёнка условия?
В голову как некстати полезли правдивые причины их нахождения в усадьбе Ранцовых. Определённо, ей не следовало брать Илью с собой. Что ж, сделанного не воротишь. Но это не отменяло того, что Мария являлась его тётей. Он под её ответственностью. И она никогда не причинит ему зла. Во всяком случае, сознательно.
Поглощённая рассуждениями, Мария спустилась в гостиную. Там, на табуретке, с длинной щёткой в руках ещё одна горничная силилась смахнуть пыль с картин.
Камни, усыпающие две большие люстры, замерцали и будто бы зазвенели, когда Мария прошла вглубь комнаты и устроилась в одном из мягких кресел. Горничная спешно поклонилась и вернулась к уборке, старательно делая вид, что не узнала графиню и что совсем не сгорала от любопытства. О том, что случилось на охоте, судачат все в доме. Такова уж участь мест, где все ведают обо всех куда лучше самих виновников разговоров.
Слухи о себе мало её заботили, а вот гуляющие россказни о миловидной горничной перед ней могли принести пользу. Ельская слышала, как кухарки обсуждали везение бедной сиротки с налётом жалости и едва скрываемой завистью. Ещё бы, ведь хоть она и потеряла последнего родственника в лице дяди год тому назад, вполне удачно «зацепила двух разом». По словам тех же громкоголосых дам, один из мужчин был ладным красавцем, знал, с какой стороны подойти к женщине, как расположить к себе. «Ну и что, что гуляет? Кто же сейчас не гуляет, – причитала главная по кухне. – А вот Петька её весь какой-то непутёвый да нескладный. Лапища во, – она пошире развела руки, явно преувеличивая, – морда во. Только и делают, что по ночам гуляют. Цветочки ей таскает. Тьфу, тоже мне».
– Скажи, Тося, – Мария опёрлась щекой на кулак и, покачивая ногой, обратилась к молоденькой служанке, – хотела бы ты задать вопрос умершему человеку?
Тяжело дыша и теребя в руках щётку, Тося повернулась к ней. Она неуверенно кивнула, словно только и ждала подобного предложения.
– О чём бы ты спросила?
Служанка позеленела, ей очень хотелось что-то сказать, но в то же время она страшилась открыть рот. Ремесло Марии казалось ей притягательным. О новом развлечении в виде спиритических сеансов и гаданий знали даже в самых глухих местах. До внимания графини добрался не один рассказ о том, как тешили себя встречами с нечистой силой и в простонародье. Собираясь за столом в тёмной избе, девицы хватались за блюдце, которое-то и должно было рисовать буквы, что складывались в ответы, так интересующие их: когда они выйдут замуж; ждать ли войны; созреет ли урожай.
– Не бойся. Всего один. – Мария подавила смешок, заметив яркий отблеск интереса в юных глазах. Сомнений быть не могло – Тося баловалась общением с потусторонним, да только ничего у неё не выходило.
– Я-я… я бы спросила у дяди, правильный ли выбор сделала.
Ельская плавно поднялась на ноги, обошла Тосю кругом и остановилась за её спиной в двух шагах.
– И дядя бы ответил, что это только твой выбор. Но Петя нравится ему больше.
Тося всхлипнула и отшатнулась.
– Как? Откуда вы знаете имя? Неужто дядюшка правда сказал так?
Восклицания посыпались градом.
– Так и есть.
Мария говорила, как казалось Тосе, о самом сокровенном, о чём никто не мог ведать. Когда же у горничной закончились все слова, она лишь горячо поблагодарила медиума.
– Спасибо, ваше сиятельство! Вы не представляете, как это мучило меня! Что я могу для вас сделать?
Мария улыбнулась. Всё же с Праздными и Страдающими работалось куда проще.
* * *
Графиня вошла в просторную столовую, где уже был сервирован стол для ужина. На резном буфете дымился самовар. Слуги разливали чай в голубенькие чашки. Двое мужчин в удобных для трапезы одеяниях переговаривались между собой, не забывая обращаться и к мальчику тоже, выбивая из него звонкие смешки. Веселье сошло на нет, стоило слугам сообщить о её появлении.
Всё складывалось не так ужасно, как могло бы. Ярослав Михайлович со свойственным дружелюбием помог графине сесть, выбрав для неё место по левую руку от себя. Во главе стола посадили Илью, что ему невероятно понравилось. А вот справа от неё расположился Влас Михайлович, по-прежнему раздосадованный не то конфузом на охоте, не то её присутствием в семейном доме, в этом уезде, на этом свете. И как бы ей того ни хотелось, она понимала всё, что князь так и не озвучил, но что висело в воздухе, а теперь благодаря рассказу Тоси ещё и приобрело цвет и форму.
«Анастасия Михайловна Ранцова. – Мария была убеждена, что Влас Михайлович непременно обращался к ней каким-нибудь затейливым ласковым прозвищем. – Возможно, называл её Настенькой или Настюшей. И точно не говорил с ней в этом извечно язвительном тоне». Графиня могла только предполагать, судить из того, как он относился к детям, как относился к ней. Как злился оттого, что она беспечно относилась к собственной жизни, тогда как у некоторых этой жизни попросту не было.
Младшая сестра князя скончалась от воспаления лёгких. И, похоже, он совсем не примирился с этим. Вот откуда растут ноги, отчего такие приступы злости на любого играющего со смертью. Вот почему она была так неприятна ему. Да, Мария могла понять его, однако боль в душе Власа Михайловича не её забота. Ей сладить бы со своей. Поэтому, не обращая внимания на дурной настрой его светлости, графиня
