вещи.
В тот день я и несколько помощников второго разряда помогали великому хранителю сдерживать выбросы портала.
Мне было очень жаль это маленькое потерянное создание. В нём я увидела себя. Меня тоже никто не спрашивал.
— Они метили на твоё место? — спросила я.
— Вероятно, — вздохнул Жоржик. — Папенька будет расстраиваться. А маменькины пирожки уже никогда не посетят мой желудок.
— Тебя любили родители? — спросила я.
Жоржик вздохнул:
— Очень. Я был младшим в нашей семье. Младших всегда любят больше всего.
— Тебе повезло, мои родители меня не любят. Видят во мне выгодный контракт. Я не жалуюсь, просто…
— Никогда так больше не говори о своих родителях, — перебил меня Жоржик. — Они у тебя одни, и никто не сможет их заменить.
— Меня всю жизнь воспитывала другая женщина, — сказала я.
— Это ничего не меняет. Я видел твоих родителей. Они тебя любят. Поставь себя на их место. Не думай, что если они главные в стране, то у них нет границ. Они настолько ограничены в своих действиях, что трудно сделать верный шаг.
— Да, так и началась война, — согласилась я.
— Именно, — согласился Жоржик. — Фрея, а не осталось ещё фруктов?
Он жалобно заглянул в мои глаза. Сделал он это так трогательно, что я не смогла бы отказать, даже если бы все фрукты в Мэйнфилде перемёрзли, и их пришлось бы добывать у принца Тристана дома.
— Сколько угодно, — сказала я, потрогав его рожки, на которых вился узор, напоминающий частую спираль. Кончики его ушей были заострённые и длинные, и он очень мило ими шевелил. Крылья двигались в такт ушам.
Мы же будем друзьями? — спросил он. И с каждым его словом я всё больше ощущала себя потерянным ребёнком. А ещё я очень нуждалась в друге. Ведь, скрывая свою истинную сущность и притворяясь кем-то другим, легко потерять себя.
Я пришла в этот мир с целью не сломаться и не прогнуться. Оставаться собой, следуя своей морали. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше испытаний подкидывает мне жизнь.
— Будем. Ты поможешь мне освоиться здесь? В книгах же точно есть информация, исторические события.
— Какие вопросы, девочка? Друзья для того и нужны.
С того дня моё пребывание разделилось на несколько чётких частей. Утром я проводила время в компании гвардейцев и принца Тристана. Мы болтали о том, как прекрасны наши страны, рассуждали об экономике и о том, как ему не терпится заняться финансовой составляющей королевства. Тристан мог бы стать прекрасным политиком, учёным или учителем. Корона ему ни к чему.
Будто мне она нужна.
Обеденное время я уделяла матери и Фабьену. В основном Фабьену, с которым мы долго спорили и секретничали на темы вышивок и насколько откровенными могут быть мои платья. Однажды в пылу спора я ляпнула, что могу выйти в корсете и панталонах. Глаза кутюрье загорелись странным азартом, и он начал чиркать по пергаменту угольным карандашом.
С матерью и её фрейлинами я распивала чай, обсуждая сплетни, новости от мужей с границ Устилады и Скандарии. Если со второй всё сейчас в порядке, и старые друзья могут встретиться, семьи воссоединиться, то с Устиладой всё куда мрачнее. Их местные боевые действия заставляют страдать не только их мирный народ, но и деревенских жителей нашего государства. Сюзерены требуют усиления защиты и представления крыши над головой беженцам. А так же, чтобы их самих не настигла подобная участь, они готовы бежать к нам в проклятую страну, где царит холод. Местные жители помогают, чем могут, но количество мигрантов всё растёт. Ситуация ужасная. И я всё больше рассчитываю, что брак с Тристаном поможет решить большинство из этих проблем.
Как-то украдкой я поделилась этими новостями с принцем. Он посерьёзнел и сказал, что мне не стоит беспокоиться об этом. Что после свадьбы это будет его первостепенной задачей и, возможно, людей переселят в Скандарию. Отправлять наших людей в качестве миротворцев он отказывается.
— Они затеяли эту войну. Не мы. И наши люди не будут оставлять свои жизни на чужой земле, выступая против чужих интересов. Беженцев я постараюсь переправить в Скандарию. После коронации Каспиана это будет сделать проще.
Каспиан. Я так долго о нём не вспоминала. Хотя кого я обманываю? Конечно, вспоминала. И ласковые взгляды, и обиженные, когда Тристан слишком собственнически себя повёл. Но это лишь дело братьев.
Уже долгое время старший принц уделял внимание своей невесте. Казалось бы, правильное решение, но меня это злило. Эти милые перешёптывания, как он заправляет ей локоны за ухо. Значит, с её волосами он ласков, а мои дёргал, как детсадовец? В ответ я упорно флиртовала с женихом. И всё было прекрасно, даже если со стороны это выглядело как конкурс пятиклашек. Это было глупо и несерьёзно, но я не могла остановиться. Внутри начинало всё кипеть, и если бы не было возможности выплеснуть эту плохую энергетику, то в один неподходящий момент она бы полилась из меня как… В общем, понятно, как бы некрасиво это выглядело.
Каспиан злился, я злилась. Наши пары ничего не могли понять. Наше противостояние продолжалось.
Вечерами я встречалась с Жоржем. Он рассказывал мне то, что узнал из книг — о фольклоре, литературе, автобиографиях и учебниках по географии. Я слушала его и угощала фруктами. Слуги удивлялись, как же я могу съесть столько фруктов, но я просто оставляла поднос с огрызками у дверей, чтобы трусливые служанки не получили разрыв сердца от вида моего прекрасного друга.
Всё было чудесно до тех пор, пока в мои покои не пришёл Фабьен с громким объявлением:
— Моя госпожа, моя богиня и самая яркая звезда в созвездии Зарга! Завтра у нас приём важных гостей. А значит, дадим бой безвкусице этого дворца!
В его фразе было столько пафоса и решимости, что если бы я сказала ему в такой момент, что в Устиладе воюют из-за оттенков ткани, он бы заколол их всех булавками, добившись полной капитуляции.
Я застыла с чашкой своего любимого настоя, рассматривая очередной чехол, который показался мне пустым.
— Моя госпожа, — обратился он ко мне, а потом вспомнил о знакомой мне помощнице Эмили. — Принесите нам вишнёвые пирожные и те печенья, что привезли скандарские господа.
— Фабьен? Объяснись.
— Ваша матушка пришла рано утром и сообщила, что без предупреждения к нам прибыл давний друг его величества. Будет пышный приём. Двадцать лет не виделись. А вы должны понимать, что мужская дружба — это нечто крепкое и особенное.
— Будет весь двор?
— Разумеется, все приглашены. А значит, вы должны сиять.
— Знаешь, я не хочу сиять.
