машинку под названием «Эрика».
— Итак, день сурка, — прошептал я и напечатал текст. Затем подумал, смял лист, выкинув его на пол, и напечатал правильный заголовок: «День дельфина».
Плотоядно посмотрел на него, набрал в лёгкие побольше воздуха и…
Один зазнавшийся метеоролог в компании начинающей режиссёрши (если так можно сказать о симпатичной женщине режиссёре женского пола), и операторе-хохмаче, выдвигаются из Краснодара в Алушту, чтобы сделать съёмку местного традиционного ежегодного праздника.
Посмотрел за окно и, оценив жаркую погоду и палящее Солнце, вздохнул.
«Н-да, по фильму вообще-то там метель и снег должны быть. Именно из-за непогоды съёмочная группа не сможет выехать из города и вернуться назад. А у нас что? — задумался. — Может быть — пылевая буря? Нет — не подходит. У нас тут вроде бы не пустыня. Снять-то бурю — можно. Никаких особых сложностей в этом нет. Но вот правдоподобности будет мало. Мощные пылевые бури, подходящие под формулировку: „ужасное бедствие с кошмарными последствиями“ бывают разве что в пустынях. Вроде бы… Тогда что? Может быть, какой-нибудь завал на дороге? Или как правильней будет сказать — обвал? Ну, так вот, их съёмочная группа еле едет, подъезжает к туннелю, а там — при въезде в туннель стоят „копы“, — запнулся и зачеркнул последнее слово, — нет, копы это у них в Америках разных, а у нас милиция. Поэтому милиция, узнав о наисильнейшем обвале, перекрыла все подъезды к этому самому завалу. Останавливают граждан, и говорят им, что дальше не проехать, что на разбор каменной лавины понадобятся сутки и отправляют все машины назад в Алушту».
— Отлично! — улыбнулся я, налил себе лимонада и, сделав пару глотков, проанализировал текст с точки зрения режиссёра.
На мой взгляд, в съёмках этой сцены ничего сложного не будет. Находим любое место, где есть туннель. Заказываем пару машин с природными камнями, десяток рабочих, экскаватор, и в утреннее время, чтобы народу особо не мешать, перекрываем проезд на полчаса-час. Снимаем и быстренько всё убираем за собой. Вуаля, движение восстановлено и все всем довольны. Думаю, проблем договориться о временном перекрытие проезда не возникнет (если высокое начальство подсуетится), а значит, будем считать, что вопрос решён.
Поставил стакан, зарядил в печатную машинку новый лист бумаги и продолжил свои творческие изыскания.
Вообще, по большому счёту, сейчас, с точки зрения рациональности и здравого смысла, мне было бы лучше вместо этого сценария писать совершенно другой — тот, который я буду снимать послезавтра в Москве. Но я не мог себя пересилить. Мне очень захотелось написать именно про сурка… тьфу, ты, то есть про дельфина и посмотреть, что же в конечном итоге у меня получится. Поэтому сценарий про космическую базу решил отложить на завтра, не безосновательно полагая, что там и писать-то нечего. Пару строк там, пару строф тут, и, как говорится: «Всё будет ровно и красиво».
А пока…
…пока тройка отважных героев, возвращается к себе в уютную гостиницу.
— Далее наступает утро, и герой просыпается под музыку электронного будильника, — проговорил вслух, напечатал и тут же задумался.
На горизонте наметилась первая проблема — такие будильники в нашей стране в это время не производятся.
Конечно, я всегда мог поменять план оригинала и сделать так, чтобы главный герой просыпался бы не под будильник, а под звуки радио. Но, на такое кощунство я пойти никак не мог! Будильник, который будет фактически преследовать главного героя на протяжении всей картины, был и есть неотъемлемая часть истории. Именно он, вкупе с незатейливой песней ассоциируются в мозгу при первом же упоминании про этот фильм. А значит, заменять такой важный элемент на какое-то пресловутый и обыденный радиоприёмник я просто не имел права.
Исходя из этого, возникал закономерный вопрос: Где взять такой будильник? В комиссионке? Поискать в магазинах сети «Берёзка»? Поспрашивать у знакомых?
Можно конечно и поспрашивать, можно и поискать, но если честно, то я очень сомневаюсь, что подобные поиски могут дать хоть какой-то положительный результат.
Фильм снят в 1993-м году. Сейчас на дворе 1978-й. Так что вполне возможно, что подобные будильники вообще в мире ещё пока не производят ведь разница фактически в пятнадцать лет. А это довольно длинный отрезок времени.
И нужно признаться, что это было не очень хорошо.
Естественно, я всегда мог сделать муляж того самого будильника. Там было главное, чтобы цифры переворачивались. Мелодию же, под которую всё время просыпался герой, я всегда мог наложить после — на монтаже.
Но почему-то мне не хотелось этого делать. Совершенно не хотелось фальши. Было ощущение, что в этом моменте нет места бутафории, ибо это был один из столпов монументальности сюжета.
Будильник, переворачивающиеся цифры — они были словно фатум, рок и Немезида в одном лице, что всегда преследовали героя, и с которыми тот должен был жить, переживая день за днём один и тот же день, и быть так вечно и присно, и вовеки веков.
Это незыблемость и обречённость, должны были быть именно такими — цифры и судьба…
«Что ж, будем решать проблему путём изобретения необходимого девайса, — сказал я, убрав пустую бутылку из-под лимонада под стол. — А это значит, что? Правильно — это значит, что моему компаньону по „плеерному“ делу — инженеру Заварзину, предстоит изобрести чудо-будильник. С моей помощью, конечно, изобрести. Но, тем не менее, ему придётся тоже потрудиться».
Решив технический вопрос, собрался было продолжить, но тут же вновь остановился и задумался.
Ещё совсем недавно, буквально на днях, я собирался сам стать актёром. И собирался снимать фильмы, в которых главную положительную роль играл бы именно несравненный всеми и мной любимый я. Значит, исходя из этой логике, в главной роли в этом фильме, тоже должен был быть тот самый — несравненный я. И в этом-то и заключалась пришедшая на ум не разрешаемая проблема… А именно — мой возраст.
Дело в том, что в этой картине, на месте главного героя просто не мог быть юный мальчишка. Там должен был быть поживший на этой планете циник, имеющий достаточно большой жизненный опыт за спиной. Юнцу же в данной истории места попросту не было, ибо в таком случае весь драматизм ситуации не смог бы нормально раскрыться.
Осознав, что любой грим сделает из картины фарс, пошёл в кухню, и от расстройства взял первую попавшуюся бутылку с каким-то напитком.
Вернулся в комнату, выпил и понял, что мне придётся идти на жертвы.
В очередной раз откинуть гордыню в сторону задуматься над очередным вопросом: «А кого бы я хотел видеть на главной роли в своём новом фильме? Кто бы смог сыграть роль так, чтобы меня это полностью устроило?»
И тут нужно признаться, что мысли мои разбежались. Вариантов было одновременно и много и мало. Великолепные советские актёры играть на экране в эти времена умели. Поэтому я не сомневался, что на главную роль можно было пригласить большое количество кандидатов, и все они, со сто процентной вероятностью не подведут. Школа актёрского мастерства в эти времена была просто великолепна, и прекрасно понимая это, выбрать кого-то одного из многих, было крайне сложно.
В конечном итоге, после долгих и мучительных раздумий, подумал о том, что эту роль я предложу Андрею Александровичу Миронову. Его харизма и умение перевоплощаться, доказаны не в одном десятке фильмов и спектаклей. А значит, моему будущему киношедевру только пойдёт на пользу.
Если же тот откажется, то буду искать другие варианты — благо выбор большой. Но я надеялся и верил, что отказа не будет. К сегодняшнему дню, я был не просто великий и популярный режиссёр, а мега великий и дико популярный суперрежиссёр. Все актёры мира хотели у меня сниматься. Так что я надеялся, что и советские актёры не откажутся участвовать в новых съёмках.
«Прекрасно!» — сказал я себе, и поднял кубок за то, чтобы всё срослось.
Решив, что остальной актёрский состав буду искать после того, как переговорю с претендентом на главную роль, вернулся непосредственно к сценарию.
«Значит так… Приезжает операторская группа на микроавтобусе РАФ (зелёный с белой полосой) в городок на праздник. На машине сверху установлена спутниковая антенна в виде тарелки».
О том, что таких машин ещё в мире толком нет, и уж тем более никто на РАФики их не устанавливает, никому, в том числе и зрителю, знать было не надо. Пусть все думают,
