воевать вместо кого-то… Нет, он должен сполна получить выгоду и пожать плоды своих стараний. Мысленно, он сейчас был готов отдать приказ на сбор, и вопрос стоял только в цене.
– Нам вы преподнесёте, только старого и беглого королей. Два человека. Живыми естественно, сам же Бурый утёс, целиком и полностью, со всем добром, и людьми, отойдёт вам. Но десятину с крепости никто не снимет, вы будете вынуждены платить. Но в свою очередь мы будем вынуждены за вас воевать. Это справедливо, мне кажется.
– А не кажется ли вам друзья, – поднявшись, обозвался в стельку пьяный воин с бельмом на левом глазу. – что этот ряженый, со своим туалетным чародеем, извиняюсь, королём, решили, что могут нам указывать. На кол его, и дело с концом.
– Я скажу один единственный раз. – ответил, в возникшей тишине, Ворон. – Никто не имеет права оскорблять имя колдуна. Наказание за это смерть.
Изложивший свои мысли воин схватился за шею, он не мог дышать, казалось словно его кто-то душит. В Димитрия полетели несколько ножей и вилок, но все они вернулись и встряли в руки хозяевам. Зал наполнился криком. Ещё один нож вылетел из руки предводителя, но в отличии от остальных, его целью был не Ворон. Он просвистел, разрезая воздух и вонзился прямо в бельмо, и без того обречённого воина. Тот рухнул на стол и вновь воцарилась тишина.
– Не гоже так обращаться с гостями, – проговорил, спокойным тоном, Ёрик. – надеюсь мы решили непонимания и можем продолжить беседу.
Гость утвердительно кивнул, и главарь продолжил:
– Нам нужно три дня, чтоб обдумать предложение. Всё это время ты мой гость. Думаю, пока мы не решили, золото пусть побудет при тебе.
– Это дар. Он не зависит от принятого тобой решения. За предложение погостить я благодарен, но вынужден отказать. А результат твоих раздумий мне станет известен, так или иначе.
– Решать тебе. Мы отправим гонца.
– Не нужно. Доброго аппетита.
Ворон коротко, и презрительно, кивнул, и покинул зал со своими людьми. Ёрик сидел, разглядывая свой ужин, и сотни глаз прожигали его, требуя получить ответы.
– Никогда, – проговорил он, поднялся и, нагнувшись, положил ладони на стол. – никогда не ставьте свои мысли выше блага товарищей. Я есть закон, и моё слово на вес золота, и я, ведя переговоры, решаю нашу судьбу в этом проклятом мире. Глупость привела нас к потере славного воина, а могло быть и хуже, в разы. Мы можем убить этих путников, но какая в этом выгода?
- Разреши молвить, Ерик. – поднялся дюжий воин с рыжими косами.
- Валяй.
- Ты убил одного из своих. Не гоже так. Получается и наши жизни для тебя не стоят… получается любого так в расход пустишь.
- Каждого! – громко произнёс главарь. – Каждого кто поставит своё слово выше моего. Сейчас можно обсудить, но, когда идёт серьёзный разговор, не нужно лезть. Я говорю от имени общины, от вашего имени, и передаю ваши мысли. Кто из вас считает, что его голос важнее голоса нашего братства? Встаньте.
Никто, естественно, не поднялся.
- То-то же. Помните, сила есть пока все пальцы уверенно сжимают рукоять.
Весь этот сброд, с недоумением, смотрел на своего вожака, не все, и не совсем понимали, что он хочет им сказать, но они знали одну истину: Ёрик прав. Вожак поднял кружку и произнёс:
– Сломлен нож, помянем тело!
– Только так, и лишь до дна! – ответили разом воины и, встав, опустошили бокалы.
– А сейчас, – уже более оживлённым голосом, проговорил клешеногий. – катите бочки с вином и пивом, тащите дрянных баб, чтоб не одна, даже самая жирная повариха, не осталась в Золотом Зубе. Отдохнём на славу, два дня на разгул, да день на сборы. Точите ножи!
– Точите ножи! – хором ответили воины.
– Впереди большая битва, и чтоб сегодня я не увидел ни одной трезвой рожи!
– Точите ножи! – вновь заорали мужики.
***
Машка сидела на скамье повесив голову и уныло глядела в пол. Миша отошёл от входа и, остановившись метрах в пяти от девушки, спросил:
– Ты как?
– Это ужасно…
– Я понимаю.
– Он не заслужил такого, это я виновата. Зачем, зачем я это сделала? Если бы не я, он был бы жив.
– Да. Несомненно, и тебе жить с этим все оставшиеся годы.
– Ты умеешь утешить. – проговорила девушка и глаза её налились.
– Хотя с другой стороны, если бы он не был с тобой, возможно его прирезали бы в подворотне, после хмельной пирушки ещё в прошлом году. Или месяц назад, или позавчера. Это жизнь, нашу участь уже решили, нам дан срок, а мы лишь решаем, как мы его проведём.
– Михаил? Так ведь тебя зовут?
– Да.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но… – она подняла глаза и посмотрев на него сменила голос с страдальческого на сожалеющий. – Ты… Боже, ведь ты…
– Да, как видишь мой срок тоже вышел. – парень грустно улыбнулся, отведя взгляд в сторону. – Да, можно сказать мне повезло. Мне дали второй шанс. Но мне слабо в него вериться. И честно говоря, такая жизнь, это сомнительное удовольствие.
– Это ужасно.
– Что?
– Осознавать, что где-то, вот так же плачут и по тебе, и быть не в силах вернуться. Прости.
– Да ничего, я об этом пытаюсь не думать.
В подвал вошли Ливадий и Алексий. Старик подошёл к девушке и присел рядом.
– Как ты дитя?
– Лучше, сколько я проспала?
– Много, но это хорошо, сон придаёт сил. – Ливадий разговаривал с ней, словно она маленький ребёнок, его привязанность и любовь к этой девушке сразу же бросалась в глаза. – Нам пора. Ты иди в дом, покушай, поспи, хорошо? А мы к утру вернёмся?
– Что? Куда вы? – заинтересовавшись спросила она.
– На каменное поле.
– Я с вами.
– Зачем дитя, отдохни.
– Ливадий, не бросай меня одну, – возразила Маша. – я готова хоть к чертям в котёл, лишь бы с вами. Я одна с ума сойду. Ливадий.
– Хорошо, хорошо дитя. Что ж, в дорогу.
***
Павел с Яшей сидели за небольшим столом, попивали пиво, из больших деревянных кружек, и заедали жаренным на костре мясом. Не успев допить, они
